БАЙКИ СТАРОГО ШТУРМАНА
Июнь в Средиземном или стрельба из пушек по воробьям
Был июнь. Средиземноморский июнь. Самое его начало. Наш корабль стоял в точке, расположенной за пределами чьих-нибудь территориальных вод, но с глубиной, позволяющей стоять на якоре. Подобных мест (а они так и назывались – "точки"), в Средиземном море было довольно много, но особой популярностью пользовались лишь три. Та, в которой мы стояли, относилась именно к таким. Она имела номер "пять" и была расположена на стыке Эгейского и Ионического моря, у южной оконечности Греции, вблизи островов Китира и Андикитира (слегка севернее Крита). Кроме нее, корабли часто стояли в точке 52, на границе Ливии и Египта, примерно милях в 13 от берега и в заливе Хаммамет у берегов Туниса (точка 3).
Вообще-то, "точка" – одно из слов, часто употребляемых на флоте. "ПрИбыть в точку!" (с обязательным ударением на "и"), "Корабль в точке" (доклад штурмана). В одном довольно серьезном и официальном руководстве даже было записано: "штурман должен мыслить не точкой, а площадью". Автор руководства имел в виду, что нужно всегда помнить, что корабль – это не точка на карте, что он занимает определенную площадь... Но сколько же издевательств пришлось вынести и ему и штурманам после выпуска этого руководства! И сейчас еще можно услышать (или произнести) фразу: "Вы опять площадью думали?" – и все поймут, о чем идет речь.
Растекаясь мыслью по древу и все более отклоняясь от темы повествования, вспомню, что командир, о котором пойдет речь, очень любил сравнивать наш корабль с полком (по рангу они, действительно, равны). Отучился он от этого только тогда, когда, в присутствии командующего флотом, я торжественно доложил ему по громкоговорящей связи: "Полк в точке!", что заставило всех присутствующих (включая командующего), знавших об этой командирской слабости, минут пять давиться сдерживаемым смехом...
Так вот, мы стояли в точке. Зеркальная, темно-синяя вода на границе Эгейского и Ионического моря (а каждое море, входящее в Средиземное, имеет свой неповторимый цвет) еще не успела прогреться под немилосердным солнцем и была довольно прохладной – не более 20-22 градусов. Неповторимые пейзажи, зеленые каменистые острова с белыми пятнами зданий... "Что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость?" (с) Абдулла. До старости, однако, было еще далеко, шел третий месяц боевой службы и отрыва от дома и нам на корабле явно не хватало кое-чего (а точнее, кое-кого)... Это, впрочем, тема для отдельного разговора...
Шла, как это принято писать в флотских газетах, носящих в народе собирательное название "Гальюн Таймс", напряженная боевая учеба. Чтобы придать этой учебе большую напряженность, командир повадился по утрам, после подъема флага,который, как известно, происходит в восемь утра, собирать на мостике командиров боевых частей. На флоте так называют старших специалистов корабля. Эти утренние сборища, дающие командиру возможность произносить длинные и довольно бессвязные монологи, всем уже порядком надоели, когда однажды вечером в той же точке, совсем недалеко от нас, расположился американский авианосец. Названия его я уже не помню, да оно и не имеет значения...
Факт его появления вызвал у командира некоторое, вполне понятное раздражение. Точка, хотя и была расположена в "нейтральных" (хотя такого термина официально не существует) водах, все же считалась нашей, "советской". Хорошо хоть, командир авианосца не попытался, как это принято по правилам морской вежливости, нанести визит на наш корабль. Это вызвало бы у командира ужас и шок. Он бы мучительно думал, что делать: "Принять? Не принять? А самому отдавать визит?". И разъяснений спросить было бы не у кого и некогда. Время-то шло советское и за несанкционированный контакт с иностранцами на боевой службе можно было запросто слететь с должности (и еще считать, что повезло...).
Я помню метания по мостику командира бригады кораблей, когда французский эсминец, ошивавшийся за нашими кораблями вторые сутки вдруг с галльской непосредственностью запросил: "Прошу разрешить моим офицерам экскурсию по вашему кораблю". После часа гамлетовских терзаний родилось волевое решение: "Сделать вид, что ничего не получали...". Наглые лягушатники на этом, однако, не успокоились и на следующее утро вновь испортили настроение командованию. На этот раз они спросили не много и не мало, а координаты собственного корабля... Да, именно так: "Прошу сообщить мои координаты". Запрос, прямо скажем, нетривиальный... Не принято как-то на море спрашивать об этом, проплавав рядом трое суток... Уж не знаю, то ли они пропьянствовали ночь и потерялись, то ли это, как решил командир бригады, была провокация, но не дождались подлые буржуины от нас нашей главной Военной Тайны. И зарыдали они, и поплыли, куда глаза глядят, искать родную Францию, и никогда больше мы не видели этого эсминца...
Так вот, авианосец стал рядом с нами... На следующее утро, когда командир в очередной раз открыл рот, чтобы сказать что-то умное, рядом с мостиком, буквально в пяти-десяти метрах завис здоровенный американский противолодочный вертолет "Си Кинг". "Морской король", значится... Ревел этот морской король, прямо скажем, не по-королевски и перекричать его командиру так и не удавалось. Командиры БЧ вместе с командиром выскочили на крыло мостика. В открытом люке вертолета сидел, свесив ноги наружу, здоровенный негр и фотографировал все, что ему попадалось в видоискатель. А попадались ему, между прочим, наши новые антенны, ракетные установки и прочие живописные детали корабля. Увидев командира с сопровождающими, он показал ему вытянутый средний палец. Несмотря на полное отсутствие в то время видеоаппаратуры и, следовательно, незнание американских специфических жестов и идиом, мы единогласно решили, что на дружеское приветствие это не похоже.
Несмотря на все попытки жестами и с помощью громкоговорящей связи объяснить представителю черного меньшинства, чтобы он шел (летел) своей дорогой, угнетенный скалился и делал свое дело. Когда накал страстей достиг кульминации, командир схватил микрофон и по всем четырем линиям трансляции (боевой, матросской, офицерской и по верхней палубе) проревел: "Арсенальщику наверх!! Автомат с двумя снаряженными магазинами на мостик!!"
Не знаю, то ли образованный негр понимал русский, то ли командирские интонации были ему близки и понятны, но на его лице явственно мелькнуло беспокойство...
Через три минуты запыхавшийся заведующий корабельным арсеналом ("арсенальшик" – на корабельном языке) принес искомое оружие. С дьявольской улыбкой командир высоко, так чтобы это было видно негру, поднял автомат и вставил в него магазин. Негр совсем перестал улыбаться и что-то закричал летчику. Командир постоял и одной очередью выпустил все тридцать патронов в воду под вертолетом. Очередь еще не успела закончиться, как вертолет с почему-то поджавшим ноги негром рванулся в сторону и, заложив крутой вираж (негр выронил в воду аппарат и уцепился двумя руками за края люка), стремительно полетел на родной авианосец... Через час тот снялся с якоря и максимальным ходом ушел в Неаполь, свою средиземноморскую базу... Не знаю, может быть, этот уход и планировался заранее, не знаю...
На другой день представитель американского флота заявил протест по поводу нарушения кораблем ВМФ СССР соглашения о предотвращении инцидентов между кораблями США и СССР. После расследования ему был направлен ответ, в котором было отмечено, что американский вертолет своими опасными действиями пытался сорвать учение по отражению атаки подводных диверсантов, проводившееся в это время на нашем корабле, и всю ответственность за случившееся несет американская сторона. Продолжалась холодная война… Продолжалась боевая служба…
P.S. Потом этот случай описал известный флотский болтун А.Покровский в своей книге "Расстрелять!". Его, однако на нашем корабле не было и, пользуясь правами очевидца, я рискнул рассказать об этом по-своему...
Еще об одной "атаке подводных диверсантов" я расскажу как-нибудь в следующий раз...
Босфор или "Какой же русский не любит быстрой езды?"
В бытность Вашего покорного слуги не занудным доцентом, а лихим моряком, я как-то прошел Босфор на скорости, мягко говоря, превышающей общепринятую. 24 узла... Не я, конечно, а корабль, на котором я был и которым, в некоторой степени, управлял... Водоизмещение упомянутого корабля было примерно 8000 т, что по военным меркам довольно много, это уже почти крейсер. Да, для сведения неискушенных в морских мерах женщин и мужчин: узел=м.миля/час, морская миля=1852 м, так что 24 узла=45 км/час. Водоизмещение – это вес корабля. Когда кусок железа и дюраля длиной 180 м, шириной 20 и весом 8000 т идет с такой скоростью, от него расходится о-очень большая волна. Именно поэтому проходить Босфор надо на скорости не более 6 узлов. Беда только в том, что скорость течения там – примерно 3-4 узла и на такой скорости корабль фактически не управляется.
Именно из-за плохой управляемости наш sister-ship... Этот английский термин означает аналогичный по типу корабль. Не знаю, откуда у меня и вылезло это слово, ни разу в жизни его не употреблял... Чего только не сделаешь, чтобы качественнораспустить хвост перед благодарными (возможно) слушателями... Так вот, за несколько месяцев перед этим, такой же корабль, проходя Босфор в тумане, строго соблюдал все правила... В итоге на одном из крутых поворотов с бака (это носовая часть корабля) раздался вопль впередсмотрящего: "Слышу шум машин на шоссе!". Командир, конечно, скомандовал: "Полный назад! Отдать оба якоря!". Увы, переключение машин с переднего на задний ход занимает на корабле такого размера секунд 30. У нас ведь, знаете ли, коробки передач нет... Надо вначале погасить инерцию турбин и винта, вращающихся в одном направлении, а потом раскрутить их в другом... А потом уже и корабль начнет останавливаться. Чтобы быстрее погасить инерцию в аварийных случаях, отдают (бросают в воду) якоря. При этом они падают туда с высоты примерно пятиэтажного дома. А весят якоря несколько тонн и расположены на самом носу корабля, так, что нависают над водой...
Так вот, якоря по команде отдали почти сразу. На баке у стопоров якорь-цепи стоят, в таких случаях, специально назначенные люди. Только упали-то эти якоря уже не в воду, а на берег, прямо перед (слава Богу, что не "на") машинами на дороге, которая, как на грех проходила прямо по обрывистому берегу Босфора. Чугунные якоря при этом, конечно, остались целы, чего при всем желании нельзя сказать о машинах, вошедших с ними в непосредственный контакт... Все это послужило источником неизгладимых впечатлений как для командира, так и для несчастных турков, на любимый и уже разбитый автомобиль которых падали с мелодичным громыханием звенья якорь-цепи весом в десятки кг каждое ... Не говоря уже о впечатлениях, которые командир получил после отнюдь не триумфального возвращения в базу...
Короче, чтобы не повторить его судьбу, мы с командиром решили пойти "побыстрее". Вот только наши представления о "побыстрее" разошлись... Безопасности корабля, за которую отвечал я, такая скорость, впрочем, не вредила и, задав командиру пару вопросов типа: "Товарищ командир, а может, ну его на...?" и получив ответ: "А, штурман, х..ня, прорвемся!", я успокоился. Да, да. на корабле мужчины разговаривают, увы, совсем не так, как утонченные выпускницы филологических факультетов...
Успокоился я примерно на две недели, до момента, когда, находясь в Средиземном море, мы с командиром получили телеграмму, что волна от нашего корабля разбила две рыбацких лодки и хамы-турки хотят за них по две тысячи долларов... Главком ВМФ ненавязчиво предлагал нам с командиром рассказать, как мы дошли до такой жизни, а для придания рассказу красочности просил в течении часа прислать ему копию карты и навигационного журнала. Тем более, что наших объяснений, как выяснилось, очень ждал товарищ Громыко, бывший в ту пору, как некоторые ископаемые типа меня еще помнят, министром иностранных дел... Вот так я впервые (и, надеюсь, в последний раз) вышел на международную орбиту...
Ну, конечно, у нас срочно вышел из строя один из передатчиков, и, как назло, именно тот единственный, который мог передать эти самые копии... Бывают же такие неудачные совпадения... После "мозгового штурма" я предложил командиру версию: "мы все время шли, как положено, и только кратковременно увеличили ход для того, чтобы уклониться от нахального турецкого парома, который норовил врезаться нам в борт. И надо же было случиться такой неудаче, чтобы именно небольшой волной, которую мы развели в этот момент, разбило две полузатопленные прогнившие лодки, которым и цена-то пшик."
Версия, конечно, удачная. Оставалось подтвердить ее документально. Ночь на корабле никто не спал – переписывались многочисленные журналы – навигационный, вахтенный, сигнально-наблюдательный, машинные и т.д. Я рисовал на карте курсы, которыми мы якобы шли и отмечал на ней моменты времени, в которые мы, тоже якобы, поворачивали... Потом, в соответствии с этой картой, матрос, глядя на секундомер, изменял на гирокомпасе курс, создавая, тем самым записи на курсограмме (некоем, весьма примитивном, эквиваленте авиационного "черного ящика"). В общем, все было сделано lege artis, в соответствии с правилами искусства.
Наутро передатчик починили и все ушло в Москву. Такая версия удовлетворила всех, ибо снимала с советского (шел 1980 год) корабля обвинения в преднамеренном нарушении правил плавания. Ну, конечно, командиру объявили выговор и вычли с него "для частичного погашения ущерба" треть оклада. Дело житейское, можно считать, легко отделался... Ваш покорный слуга отделался еще легче, ничем. Слишком мелок для Главкома, танк, как известно, клопа не давит...
Главкома-то это устроило, нашего командира дивизии, знавшего командира, как облупленного, – нет. И на беду, он-то был рядом, в Средиземном море. Явился на корабль и начал рыть. И ведь вырыл, собака: нашел какой-то мелкий, забытый всеми журнал, в котором не в меру старательный матрос записал: "Дали самый полный ход". А это как раз 24 узла, а совсем не 15. Но делать-то, комдиву, ему было нечего: в Москву уже доложено... Удовлетворился тем, что минут 20 орал на командира, излагая во всех подробностях интимные привычки командирской матери, приведшие, в итоге, к появлению его на свет, раскрывая простыми, доступными словами особенности мышления и интеллектуального развития командира и связывая их, опять же, с обстоятельствами командирского рождения. При этом было высказано несколько смелых гипотез, в корне отвергающих общепринятую классификацию животного (и даже растительного мира)...
История имела свое продолжение...
Прошло несколько лет. Я уже учился в Академии. На одной из лекций по международному морскому праву сквозь сон я услышал знакомое название – "Николаев". Именно так назывался тот корабль. Проснувшись я успел услышать от преподавателя окончание леденящей душу истории, как БПК "Николаев" из-за ошибки штурмана слишком поздно подошел к проливу Босфор и бедняга-командир, чтобы вовремя его пройти вынужден был увеличить скорость, что привело к серьезному международному осложнению... В перерыве я, конечно, вежливо взял преподавателя за грудки, представился, и поинтересовался, откуда он это взял... Ответом было молчание.
"Вот так рождаются нездоровые сенсации..."
А вообще-то, я подозреваю, что никаких разбитых лодок не было. Просто катер ЦРУ, который всегда сопровождал нас в Босфоре, нагло фотографируя новые антенны и прочие прибамбасы, с этот раз не сумел нас догнать. Америкосы, которым начальство, понятное дело, накрутило хвост за отсутствие новых снимков, нажали на турков и те написали ноту протеста. Но говорить-то о разведкатере было нельзя, вот и появились рыбацкие лодки, которых в Босфоре сроду не было, а если и были, то уж не там, где они, якобы, разбились...
