О ДОБРОМ СЛОВЕ
На скр-16 пошли на Нордкап-Медвежий. По меридиану 20 градусов восточной долготы выставили 8 буев МГ-407 и начали слежение за барьером курсами 0-180. Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… С редкими "уколами" поиском "по вызову" на подозрительные пеленга и возвращениями на линию дозора.
Но недолго - с юго-запада подтянулся циклон и на остатках силы, набранной над Гольфстримом, ударил штормом по боевой единице. Голова-ноги, "Корабль к плаванию в штормовых условиях приготовить", звон-гром, хлопки незадраеных дверей, затопленные коридоры и тамбуры, визг сельсинов, просадки напряжения, гаснущие и снова разгорающиеся экраны рлс.
Лёжа на диване в штурманской (точнее - ёрзая вдоль в него в такт качке), я вдруг заметил, что ящики с ЗИПом, закреплённые под подволоком, которые колыхались где-то в ногах, уже нависают над головой. Что за чёрт!? - я вскочил с дивана и бросился проверять крепления. А качка-то была совсем другая, я и не заметил, как достаточно неглубокая амплитуда бортовой качки перешла в долгие затяжные махи - уходы совсем близко к воде. И с каждым таким махом корабль всё неохотнее вставал на ровный киль, чтобы через мгновения уклониться на противоположный борт.
Выскочив на ходовой, я столкнулся с командиром. Федор Андреич Стратевич в застегнутом на все пуговицы тулупе, перетянутом ремнём, в фуражке с опущенным и затянутом ремешком выглядел колоритно - мокрые усы, красная от ветра небритая физиономия. "Ну что, штурман, - заорал он, - к ногам привязали его колосник!? Иди вниз, сдует!" Несший вахту минёр помахал рукой и снова вцепился в стойку за рулевым.
В штурманской толпились лейтенанты - два месяца назад мы дружною толпою вчетвером пришли на скр-16 и до сих пор жались друг к другу как щенята. Разумеется, начались росказни о том, кто когда и где качался, иногда внезапно побледневшее лицо выдавало приступ морской болезни - затосковавший срывался с места и мчался вниз, где у рубки дежурного была приоткрыта дверь на верхнюю палубу.
Травля сменилась рассуждениями об остойчивости - эту науку мы проходили на первом курсе, и теперь она казалась нам одной из самых важных. Прозвучало от кого-то - "угол заката у нас около 70 градусов", и все дружно начали пялиться на креномер, висевший прямо над столом автопрокладчика. Стрелка прибора в момент нижнего маха показывала от 40 до 50 градусов, разговоры затихли, а четыре пары лейтенантских глаз следили за её движением…
В штурманскую вошёл Вова Никишев - наш механик, озабоченный: "Где мы, штурман? - Всё там же, Вова - А сколько до берега? - Миль сорок - Ага-а-а…" "Вова, а вот угол заката… - Что "угол заката"?": - Вова оглядел нашу команду и всё понял.
"Собрались здесь, б...дь, а ну, марш по командным пунктам, карасня, сидите здесь, панику разводите, угол заката, вы ещё матросам напойте, паникёры, пошли отсюда нах...й! Штурман, ещё раз соберёшь здесь этот клуб благородных девиц - п...ц тебе! Пошли-пошли нах...й отсюда, идите делом занимайтесь, кубрики проверяйте, посты свои, пассажиры ёб...е…" - таким мы нашего механика ещё не видели и даже предположить не могли, что он так орать умеет!
Лейтенанты быстро рассосались в указанных направлениях. Оцепенение прошло. И больше не приходило - а качка продолжалась ещё несколько дней, постепенно затихая, мы за это время и ход потеряли на несколько часов, и гирокомпас у меня вышел из строя… Было, чем заняться. Не до "угла заката".
Много позже я прочёл в воспоминаниях о «генерал-лейтенанте по флоту» Крылове, как однажды его пригласили на мероприятие, суть которого сводилась к празднованию процесса установки пролёта одного из ленинградских мостов.
Пролёт несли два плавкрана, которых, в свою очередь, по Неве тащили буксиры. Весь профессорско-пролетарский питерский бомонд во главе с Кировым собрался на набережной понаблюдать за процессом. И вот на одном из буксиров замешкались – кран стало проносить течением мимо опоры, все ахнули, немая сцена, и только Крылов не растерялся. Подбежав к краю набережной, он сложил руки рупором и заорал, заглушая по словам мемуариста, и крики чаек, и гудки буксиров: «Эй, на «Портовом», ох…ли что-ли, машинами работайте!...» И там заработали, и пролёт поставили на место.
После мероприятия Киров с укоризной говорил Крылову: «Ну, Алексей Николаевич, ведь женщины вокруг, а Вы – матом…» А тот, похохатывая в бороду: «Это флот, Сергей Мироныч, флотские без мата и не поймут даже, о чем речь…»
Такие дела.
