ЧАСТЬ 2. НА ЭСКАДРЕ
ДЕЖУРНЫЙ В ПУБЛИЧНОМ ДОМЕ
Наряд с «Иоана Златоуста» был отправлен за час до увольнения команды на берег. Дежурный офицер по комендантскому управлению города сам проверял прибывший наряд, опрашивал каждого насколько он усвоил свои обязанности и проверял форму одежды. С нескрываемым удивлением офицер остановился на Васильеве, но получив ответ, что он в наряд назначен боцманом «Златоуста» и им проинструктирован. Офицер беспричинно рассмеялся и разрешил юнге идти исполнять свои обязанности.
Без особого труда Васильев нашел знакомый уже ему дом Марии Ивановны и позвонил. Через некоторое время кокетливая горничная открыла дверь и узнав, что перед ней дежурный, пригласила Васильева к Марье Ивановне. Хозяйка суетливо отдавала последние распоряжения касающиеся открытия заведения, она была сегодня чем-то озабочена и приняла дежурного без особого внимания.
• Хорошо, милый! Ты где будешь? В фойе или у девушек?
Васильев очевидно не понял смысла вопроса, но помня наставления боцмана, заявил хозяйке:
• Мария Ивановна, до моего разрешения заведования не открывать. Всех девушек в нижнюю палубу с документами.
Хозяйка на полуслове прервала какое-то приказание и всем своим массивным фасадом повернулась к юнге. Она все слышала, но не верила своим ушам – до того это было для нее неожиданно.
• Ты что сказал?
Юнга повторил. Грузная женщина обессилено опустилась в кресло.
• Боже! Чего еще не хватало!? Сумасшедших дежурных в порядочные дома посылать стали, - и она с ужасом уставилась на озадаченного таким приемом юнгу.
• Ты что, ошалел? Для чего тебе девушки?
• Проверю по паспортам и отметкам врача.
• Что? Что проверишь? Ой, не могу! Семен! Семен! Сюда! – истерично завопила толстуха, чем окончательно сбила с толку юнгу.
На крик хозяйки прибежал не один Семен, сбежалась масса женщин, еще не одетых, в интимном беспорядке. Васильев первое время растерялся, тем более, что все присутствующие, узнав от хозяйки в чем дело, стали неудержимо покатываться со смеху.
• Вы видели когда ни будь, что ни будь подобное?, - между тем продолжала хозяйка.
• Поверку нам на корабле затеял! Да ты, наверное, шутишь? Это хорошо! Рассмешил и хватит! Бери девочку и не мешай работать! Семен! Иди открывай! – наконец пришла к определенному решению хозяйка.
Некоторые из присутствующих видя, что инцидент исчерпан, стали расходиться, держась за разболевшиеся от смеха животы. Семен двинулся было исполнять приказание хозяйки, но был остановлен юнгой.
- Слушай мою команду! Заведение не будет открыто, пока не будет произведен осмотр и проверка!
В ответ раздался возмущенный гвалт, но юнга вынул из ножен штык. Девушки заохали и попятились от дежурного, пугливо прячась друг за друга. Васильев, некоторое время постоял в выжидательной позе, а по наступлении тишины направился к двери. В дверь уже стучали. Никто не заметил, что давно уж прошло время открытия заведения. Хозяйка залпом выпила кем-то заботливо поданный стакан воды, безнадежно махнула рукой и отдала приказание девушкам спуститься в фойе, а сама отправилась за документами.
Между тем Семен, верзила, которого держали в доме для определенных целей, несколько опасливо поглядел на невинное оружие в руках юнги, осторожно кашлянул в кулак и почему-то на цыпочках отошел в сторону и уж там высказал свое мнение:
- Правильно! Порядок и здесь нужен. Военному человеку раз приказано, он «сполнять» должен! – и стал неторопливо свертывать козью ножку.
Девушки, кто смеясь, а кто ругаясь, стали спускаться в фойе. Все они с любопытством посматривали на юнгу со штыком в руках. Злые физиономии постепенно стали преображаться улыбками. Некоторые девушки незаметно для подруг стали строить «глазки» интересному юноше. Несколько погодя в фойе сошла хозяйка с целым ворохом бумаг и документов.
- Ну, законник, давай проверяй! А то слышишь, как в дверь колотят? Того и гляди вышибут! А ты, Семен, на крыльцо вышел бы для успокоения.
Семен покорно удалился, растирая пальцами недокуренную цигарку. Для удобства поверки, юнга выстроил девиц в две шеренги по ранжиру. Девушки смеялись и охотно строились. Их забавляла серьезность дежурного, с которой тот их выстраивал. Наконец, закончив построение, юнга вложил штык в ножны и остановился посредине строя.
Началась поверка. Называя фамилию по паспорту, дежурный требовал ответа «Есть!». Девушки и это приняли. Они выходили из строя и старались подражать военным, кокетливо или неловко, останавливались в двух-трех шагах от дежурного и озорно улыбались. Васильев был невозмутим и совершенно не реагировал на заигрывание с ним, он внимательно просматривал документы, проверял отметки врача и сверял натуру с фотографией. В общем, он делал все, что должно было делаться в подобных случаях, но чего никто и никогда не делал. Хозяйка нервничала. Из-за этого законника она более, чем на час опаздывала с открытием дома. Так, пожалуй, и клиентов всех подрастеряешь. Поверка подходила к концу. Последней Васильев вызвал Женю-гимназистку. Она особо резво и игриво проделала все, что от нее требовалось и лукаво уставилась на дежурного. В гимназическом платьице, хорошенькая и молоденькая, она явно выделялась среди своих подруг. Эта забавная проверка очевидно вызвала в ней далекие воспоминания. Чем был вызван ее порыв, пусть анализируют психологи и знатоки женских душ, но она, как только юнга скомандовал «разойдись!», вдруг по-детски захлопала в ладошки, взвизгнула «Браво!» и совершенно неожиданно чмокнула в щеку опешившего юнгу. Яркий румянец, на время скрывший следы от губной помады в месте поцелуя, залил все лицо юноши. Это был первый поцелуй женщины и чувства, которые он вызывал у Васильева, были новы и непонятны. Но обстановка и положение заставили юнгу напустить на себя суровость и он машинально растер на щеке помаду, о которой и не подозревал, хотел было одернуть Женю, но виновница игриво в припрыжку уж выбежала из фойе. Мария Ивановна растерянно поглядела в след удаляющейся Жене, затем на сконфуженного юнгу. Некоторое время она постояла в раздумье, а затем вынула мужской платок и по бабьи утерла им сои губы и старушечьей походкой в задумчивости побрела к себе, очевидно забыв, что необходимо открывать заведение.
Большинство девушек в хорошем настроении прохаживались по залу, не питая никакой злобы и растерянно стоящему юнге. Сейчас они и сами не понимали, отчего еще так недавно он им казался таким противным и смешным. Положительно ничего противного и смешного в нем не было. Просто неиспорченный еще мальчик и к тому же хорошенький – с растертой помадой на правой щеке. Юнга, избегая смотреть на девушек, направился к двери и разрешил открывать заведение.
Не успела открыться входная дверь, как зал наполнился целой толпой матросов, они с любопытством искали чудака-дежурного, отмочившего такую штуку. У каждого из них находилась какая-либо незлобивая шутка по адресу юнги. Дом Марии Ивановны от этой истории ничего не потерял, а даже наоборот, выиграл. Появились новые матросы, которые здесь никогда раньше не появлялись, а сейчас зашли поглядеть на чудака-дежурного, да так и остались на весь вечер. Входившие в фойе люди занимали столики, оркестр из трех человек играл что-то бравурное, а юнга с серьезным и бледным лицом важно прохаживался по свободному пространству зала. Он видел свое отражение в большом трюмо и не имел причин быть недовольным соей внешностью. Вдруг отражение в правом зеркале привлекло его внимание, он подошел ближе. Неудержимая краска залила все лицо юноши. Он тер правую щеку, но подозрительное место было сейчас бледнее всего остального лица, залитого краской стыда. Сердитый смех, каким в этом доме никогда еще не смеялись, лучше самой четкой команды, повернул юнгу «направо кругом» и он встретился со смеющимися глазами Жени. Трудно сказать, как бы вел себя дежурный дальше, если бы неожиданная встреча не отвлекла его от виновницы конфуза, как назло происшедшего при исполнении служебных обязанностей, да еще в присутствии такой массы матросов и девушек.
- Петька-друг! Так это ты учудил такой номер?, - обнимая Васильева спрашивал Могила. Вершинин так же был удивлен и обрадован неожиданной встречей. Друзья объяснялись на ходу, порой прибегая к семафору, в то время как Могила увлекал их в укромный уголок, торопясь занять облюбованный им столик.
- Садись, братишки! Все перлини в заклад ставлю, что из вас выйдут лихие матросы! Про Борьку еще полуэкипаж слышал, а ты здесь учудил! Молодцы, ребята! Люблю, когда проказят по нашему – по-морскому! – закончил свои восхищения юнгами Могилами.
Не успели друзья надумать, чем ознаменовать свою встречу, как у их столика появилась Мария Ивановна. Она хорошо знала Могилу, а юнги ей почему-то нравились. Сейчас, несколько успокоившись, она вспомнила, что они уж как-то были у нее в гостях.
- Здравствуйте, Апанас Иванович! Давненько вы у нас не бывали, - приветствовала она Могилу, в тоже время благосклонно поглядывая на юношей.
Апанас Иванович, польщенный вниманием хозяйки, также с ней любезно поздоровался. Завязался разговор и хозяйка шутя рассказала какой здесь парад устроил дежурный со своей проверкой. Все посмеялись, в том числе и Васильев. Пользуясь тем, что никому не была известна во всем этом роль боцмана, юнга не стал оспаривать версии, что это им проделано из озорства. В матросских головах не укладывалась слепая исполнительность юнги, и все вполне удовлетворились что дежурный «почудил».
Мария Ивановна, лукаво поглядев на юнгу, подтвердила, что так оно и было. Она матерински потрепала «шалуна» по плечу, распорядилась подать на их столик угощение. Угощение было солидное, но Васильев от него воздержался, так как помнил, что после наряда он должен явиться с докладом к боцману. Друзья сначала хотели было его уломать, но потом оставили в покое. Васильев между прочим узнал обстоятельства встречи Вершинина и Могилы, и нимало им посмеялся.
Вершинин сошел с баркаса в Артиллерийской бухте через полчаса после Васильева. Очутившись на берегу, он еще не решил куды идти, как его внимание было привлечено к странной процессии. По тротуару шел генерал, за ним матрос, держа в руках галоши. Прохожие с любопытством рассматривали церемонно е шествие и посмеивались. Присмотревшись, Борис узнал в следовавшем за генералом матросе никого иного, как Могилу. Могила узнал юнгу, скорчил уморительную рожу и продолжал в ногу шагать за генералом. Вершинин ничего не понял и решил сам последовать за Могилой и выяснить в чем дело. Так прошли они пару кварталов, явно направляясь к гауптвахте. В это время навстречу генералу появился солдат, он остановился «во фронт» и, приложив руку к головному убору, провожал генерала глазами и поворотом головы. Могила, следуя за генералом, подозвал к себе солдата. Солдат из положения «смирно» подошел к Могиле. Могила молча сунул в руки солдата галоши и знаками пояснил, что с ними надо идти за генералом. Что подумал солдат, неизвестно, но он последовал за генералом, очевидно полагая, что галоши его. А тем временем Могила повернулся и пошел навстречу юнге. Схватив Вершинина за руку, он увлек его в ближайшую подворотню и оттуда стал наблюдать за генералом и его спутником. Генерал, подойдя к гауптвахте, обернулся, а следовавший за ним солдат услужливо подал ему галоши. Генерал удивленно уставился на оторопелого солдата, затем, нелестное что-то сказал по его адресу и поторопился скрыться под улыбки прохожих. Солдат озадаченно постоял некоторое время с открытым ртом, а потом бережно держа галоши в руках, пошел в том направлении, в котором он раньше следовал до встречи с генералом. Как только солдат поравнялся с подъездом, где укрывался Могила, последний вышел из своей засады и подошел к нему. Ни слова не говоря, Могила взял у солдата галоши и тут же их невозмутимо одел. Окончательно сбитый с толку солдат, поглядел вслед уходящему со своим приятелем Могиле, смачно плюнул и побрел своей дорогой.
А тем временем Могила повествовал юнге о своем столкновении с генералом:
- Вышел я сегодня на берег по закону, даже увольнительную получил. Все честь-честью. Думаю, пройдусь по городу. Одел свой первый срок, а для форсу галоши прихватил. Все благополучно! Выгребаю уж к базару, вдруг генерал мне навстречу. Жаль, заметил я его поздновато, пришлось «во фронт» становиться. Стал я как полагается, глазами его ем, думаю, пронесет нелегкая. Не тут-то было! Поравнялся он со мной, крупа недоваренная, остановился и на галоши уставился. Ну, думаю, погорел! Земноводный так этого не пропустит. Так оно и вышло. «Матрос, - в нос тянет, - а это что?» – и на галоши показывает. Что думаю ему ответить? Форма одежды номер шесть для марсовых, Ваше Высокопревосходительство!, отвечаю. «Так, говорит, снимай форму номер шесть и следуй за мной». Вот я и следовал, когда гляжу – ты идешь. Нет, думаю, следовать нам дальше не по пути, мне с корышем покалякать надо … Ну остальное ты сам видел. Обратил внимание, как земноводный пузыри пускать стал, когда вместо меня солдата увидел? Потеха! Вот, комса, учись, как на флоте жить надо. Пошли!
- А куда?
- Куда?! К Марье Ивановне – ясно! – и вот, в результате того, что решение принятое нашими друзьями, было доведено до конца, произошла их встреча с Васильевым.
В этот вечер Женя не выходила из фойе. Некоторые гости приглашали ее, но она категорически всем отказывала, чем в немалое смущение привела хозяйку. Хозяйка, зная ее нрав и выделяя ее из общего числа девушек, не считала возможным вмешиваться, предпочитая спокойно выждать, чем это кончится. Инстинктивно она догадывалась, что это не простой каприз. Потеря такой девушки, как Женя, больно била по карману Марии Ивановны, но поделать она в данном случае ничего не могла.
Между тем Женя бродила по залу печальная и для всех чужая. От недавней жизнерадостности не осталось и следа. Первое время она искала случая сблизиться с Васильевым, но тот, занятый исполнением своих обязанностей и, вообще еще мальчишески равнодушный к женщинам, не обратил на это внимания, чем дал повод подумать Жене, что она ему не нравится, а может быть даже противна. Наконец, Женя подошла к столику Могилы. Друзья уже изрядно выпили и отнеслись к ее присутствию, как к чему-то само собой разумеющемуся и мало к ним относящемуся. Они были увлечены разговором и на нее не обратили внимания. Жене некуда было идти и она осталась за их столиком. Рассказывал, собственно, Могила. Вершинин только слушал, как слушает вообще выпивший человек своего приятеля, которого он считает пьянее себя. Словоохотливый Могила сейчас, по действием вина и своих переживаний, был особенно болтлив и словоохотлив.
- Я ей говорю, если надоел, то так и скажи! Я мо ничего! Могу и другую найти. А она свое твердит – «отстань». Отстань! Как же тут отстанешь, когда почти своими глазами видел, как она с евстафьевским коком в Ушаковской балке гуляла. Оно бы ничего, да не привык я, чтобы меня бросали, да еще на рыжего кока променивали. Вот что обидно! Да! Так с ней и не договорились. «Прощайте, говорит, Ананас Иванович, а мне домой пора, барыня шибко ругается». Так и ушла ты что на это друг скажешь? – обратился Могила к Вершинину.
Из длинного рассказа Могилы юнга только и понял, что какая-то горничная не то изменила, не то собирается ему изменить. Не видя в этом ничего трагического, Борис для успокоения подвыпившего товарища, посоветовал ему не придавать этому особого значения.
- Плюнь, Могила, да разотри! Стоит ли из-за бабы кровь портить! Давай лучше выпьем!, - и он поднял стоящий перед ним недопитый стакан. Могила затуманенными глазами поглядел на юнгу, отодвинул свой стакан в сторону и запальчиво стукнул кулаком по столу.
- Нет, брат, шалишь! Могила так этого не спустит. Попомнит она меня! А что касается кока, не я буду могила, если из него ухи не попробую!
Неожиданная запальчивость вывела Женю из задумчивости:
- Что расстучался! И посидеть нельзя! Как в кабаке, будь вы прокляты!
- А ты чего раскипелась? Я не видел, что ты здесь – сиди пожалуйста, - примирительно сказал Могила, на время отвлекаясь от своих мыслей.
- Я только что говорю? Живешь с человеком, то честно живи. Нечего хвостом вилять.
- Ты это к чему?, - сузив загоревшиеся гневом глаза и еле владея собой, спросила Женя.
- А к тому, что Машке этого так не спущу. С Могилой шути, да оглядывайся!
Глаза Жени приняли нормальное выражение.
- А вот о чем! Ну это дело твое. Мне показалось, что ты про меня, - Женя рассмеялась. Вершинин был рад, что назревший было конфликт так благополучно разрешился. Он взглянул на Женю. Женя совершенно не была похожа на ту девушку, которую он видел здесь с полгода тому назад, от прежней развязанности и доступности не осталось и следа. Невольно возникал вопрос, зачем эта девушка здесь? Пока Вершинин разбирался в своих ощущениях, к их столику подошел Васильев.
- Устал, надоело! Скорей бы на судно! – утомленно проговорил Васильев, присаживаясь на стул почти рядом с Женей. Миг и Женя преобразилась.
- Как вам не стыдно! Разве здесь скучно? Зачем вы такой строгий? Все дежурные иначе время проводили и не скучали, - обратилась девушка к юнге. Васильев поглядел на Женю …, но вспомнив, что он при исполнении служебных обязанностей, а также полагая, что все только тем и заняты, что наблюдают, как ведет себя дежурный, от разговора воздержался, чем окончательно удручил Женю. Но Женя ему нравилась. Он не задумывался, кто она. Ее наряд и внешность не вызывали подобных вопросов. Хорошо было бы с такой Женей походить по бульвару, а еще лучше по берегу моря, поговорить, помечтать. Он уже устал от мужского общества, а в женском ему еще не приходилось бывать. Девчонки, которых он оставил дома, не в счет. Разве с теми ябедами было о чем поговорить? Их только за косички дергать. Женя – это другое дело! И он с явным интересом взглянул на девушку. Их глаза встретились и опустились. Они еще были дети, только суровая жизнь поставила их в несвойственные их возрасту роли и положения. По какой-то странной ассоциации к подобной мысли пришел и Могила.
- Гляжу я на тебя, Васильев, и на Женю и кажется мне, что ни место вам здесь. Больно молоды и хороши вы для такого места.
Не подозревал выпивший Могила, до какой больной струны он дотронулся. Женя наивно, по-детски, оглядела зал, потом с трудом справилась с готовым вырваться криком, соскочила со стула и со слезами на глазах побежала из фойе. Вершинин и Васильев инстинктивно бросились за ней, но столкнувшись друг с другом, они остались на месте, глубоко взволнованные сами не зная чем. Могила позже всех понял, что произошло, он молча бросил свою бескозырку на пол и притоптал ее ногами. До притихших друзей донесся мелодичный сигнал «повестки», который выводили горнисты на всех судах флота за четверть часа до вечерней поверки. Часы увольнения кончились. Надо было торопиться, так как шлюпки уходили ровно в десять.
Друзья распрощались. Вершинин пошел в Артиллерийскую бухту, Могила побрел в Южную, а Васильев, убедившись, что в доме не осталось ни одного матроса, отправился к месту сбора наряда. Через полчаса после возвращения команды, с берега прибыл на судно и наряд.
Васильев, прямо со шканцев, направился с докладом к боцману. Богатырев уже знал от ранее прибывших с берега матросов, как вел себя Васильев и сейчас он с интересом ждал его доклада, чтобы насладиться своей шуткой над неопытным новобранцем. Наконец, раздался стук в дверь и на пороге остановился исполнительный дежурный. Боцман встретил его с безразличным видом.
- Господин боцман, разрешите доложить?
- Докладывай!
- За время моего дежурства никаких происшествий не было, юнга Васильев!
- Вольно! Хорошо! Давай «РЦЫ» и оружие. Говоришь, происшествий не было, а все ли точно по инструкции выполнил?
- Так точно, господин боцман, все по инструкции.
- Добро! Докладывай все по-порядку, как поверку провел, были ли больные, без документов и прочее.
Уяснив себе еще в доме Марьи Ивановны, что боцман подшутил над его неопытностью, Васильев в своем докладе немного прикрасил смешные стороны своей роли. Боцман остался доволен исполнительностью юнги и с серьезным видом поблагодарил его за службу. Васильеву только этого и надо было, в следующий раз, если его пошлют дежурить к Марье Ивановне, то придется смеяться не над новобранцем, а над старым боцманом.
- Рад стараться, господин боцман! – молодцевато ответил юнга, - разрешите идти?
- С Богом! Молодец, Васильев! – и боцман, одобрительно похлопав новобранца по плечу, отпустил Васильева. Боцман, конечно, не подозревал, что юнга догадался о его проделке и решил его вновь послать дежурить к Марье Ивановне. Ему очень нравилась мысль вывести хозяйку дома из терпения при помощи наивного юнги. С Марьей Ивановной у Богатырева давно были незлобивые счеты, которые очень заманчиво было свести путем невинных, но очень неприятных для хозяйки проверок.
Васильев, придя в жилую палубу, был встречен разноголосым храпом. Товарищи после похождений на берегу давно уж спали. Подвесив на свободное место свою койку, через несколько минут улегся и Васильев. Перед тем, как заснуть, юнга пытался подумать о Жене, но образы Могилы, Бориса и боцмана непрошено ее заслонили и, не будучи в состоянии сосредоточиться, Васильев как-то провалился в пустоту и заснул.
| СОДЕРЖАНИЕ | ||
|---|---|---|
| Предыдущая страница | .... |
Следующая страница |
