Штурманская книжка.RU

Штурмана, хоть и хамского происхождения,
но зело в навигацких науках горазды.
Посему чарку им наливать и
в кают-компанию пущать.
Приписывается Петру Первому.
В Академической библиотеке
обнаружить не удалось…

Когда-то я был штурманом...
Корабельный штурман отвечает прежде всего за то, чтобы координаты корабля были всегда точно известны. На основе этих координат штурман вырабатывает (вычисляет) курс (направление движения) корабля и скорость, необходимую для того, чтобы вовремя прибыть в назначенное место и предлагает его командиру корабля. При этом он, конечно, должен учитывать разнообразные опасности (мели, камни, буровые вышки) течение, ветры и пр. и пр. и пр. Хотя официально первым штурманом корабля считается командир, реально всей полнотой информации обладает только командир БЧ-1 (боевой части №1, штурманской боевой части), которого обычно и называют штурманом. Командир же выполняет «рекомендации» (так это официально называется) штурмана о том, куда и какой скоростью идти. На практике это означает, что в 99% случаев командир просто повторяет данные, полученные от штурмана, в виде команд на руль и в машину. Кстати, человек, непосредственно управляющий рулем, рулевой, находится в составе БЧ-1 и подчиняется штурману. В экстренных случаях штурман единственный (кроме командира и вахтенного офицера) может дать команду непосредственно рулевому. Кроме того, штурман не только имеет право, но и обязан в случае, если командир не выполнит его рекомендации (а штурман считает, что кораблю при их невыполнении угрожает опасность) сделать запись об этом в навигационный журнал.
Навигационный и вахтенный журналы – два корабельных документа, в которые записываются все события, связанные с кораблем вообще (вахтенный) и плаванием его (навигационный). Оба они имеют юридическую силу, любая сделанная в них запись априори считается истиной и не требует никаких дополнительных подтверждений. Ну, например, записи в вахтенном журнале о том, что произведено два выстрела из такого-то орудия вполне достаточно для того, чтобы два снаряда было списано из корабельного арсенала. Или запись о том, что матрос Пупкин, проходя по верхней палубе, уронил за борт бинокль, дает возможность подарить этот бинокль какому-нибудь почетному гостю...
Навигационный журнал ведется только карандашом. Зачем? Чтобы когда корабль утонет, его (журнал) можно было поднять из воды и прочесть не размытые водой записи Кстати, штурман в случает аварии не имеет права покинуть корабль, не спася навигационного журнала (а командир – не убедившись, что спасен вахтенный журнал). Вообще, как известно, и это не романтическое преувеличение, командир имеет право покинуть гибнущий корабль только будучи твердо уверенным, что там не осталось ни одного человека, которого можно спасти. Командиров, ушедших с корабля ранее подчиненных, можно за всю историю пересчитать по пальцам. И они обычно кончали плохо – на каторге или у стенки… Вообще, ответственность, лежащая на командире настолько велика, от его ошибки зависит так много и командир настолько сживается, настолько отождествляет себя с кораблем, что во время войны командиры зачастую предпочитали уйти на дно, чем покинуть, хоть бы и последним, тонущий корабль.
Один раз за службу пришлось воспользоваться «магией» навигационного журнала и мне.
Дело было так. Я вел корабль из Феодосии в Севастополь. Непосредственно перед выходом (съемкой, как говорят на флоте) на корабль подсел командир соседней бригады кораблей, весьма слабый на спиртное. Вообще говоря, он не был начальником ни для меня, ни для командира корабля, но правила, скажем так, флотского этикета, требуют, чтобы это обстоятельство не очень выпячивалось, поэтому все обращались с ним уважительно, как с начальником. Был он уже в меру поддавши и, конечно, стал намекать командиру на необходимость продолжить это приятное занятие.
Не знаю уж, то ли командир совсем ему не налил, то ли налил, но мало, но минут через 30 после начала движения этот человек ворвался ко мне в штурманскую рубку и стал утверждать, что я веду корабль не так и не там, подвергаю его, корабль, (а заодно, вероятно, и самого комбрига) опасности. Поорав, он записал в навигационный журнал, что отстраняет меня от обязанностей штурмана, что само по себе было весьма пикантно, ибо другого штурмана на корабле, понятно, не было и появление его в открытом море из пены было, мягко скажем, весьма проблематичны. Приняв столь решительные меры, сей волевой командир, с трудом вписавшись после нескольких шатаний в узкую дверь штурманской, удалился. Как позже выяснилось, недалеко – в ходовую рубку (там находится командир и вахтенный офицер и оттуда непосредственно управляют кораблем; рубку еще часто называют командирским мостиком). Видимо, любовь к разнообразию не входила в число добродетелей залетного комбрига и в рубке он в пять секунд проделал ту же операцию, отстранив от управления заодно и командира…
Выполнив сии многотрудные обязанности и изрядно утомившись при этом, беспокойный гость упал в командирское кресло, расположенное на мостике и вперился в иллюминаторы, ибо, как подсказывало его воспаленное воображение, он один теперь отвечал за корабль и должен был привести его сквозь ночной мрак и многочисленные опасности в родную базу, где нерадивых командира и штурмана ждало суровое наказание, а бдительного комбрига – похвалы начальства…
Справедливости ради заметим, что привести корабль из Феодосии в Севастополь можно и без штурмана и без командира. Можно и без карт, компаса, лага и прочих достижений технической мысли. Иди себе вдоль берега, поворачивай вслед за ним все время вправо и часов через шесть-восемь упрешься в родную базу…
Понятно, что я (и командир, как впоследствии выяснилось, тоже) и не подумал удалиться в каюту и начать судорожно искать пистолет с одним патроном, а остался на своем боевом посту (это-то как раз не ирония – именно так и называется рабочее место на корабле). Конечно, налет энергичного пьянчужки изрядно испортил мне настроение, но на это, по молодости лет и неразболтанности нервов, можно было бы и не обращать внимания, если бы не запись, сделанная в навигационном журнале нетвердой рукой. Документ… Что написано пером, как говорится… Надо было принимать меры.
Решение родилось быстро – штурман должен уметь принимать быстрые решения, иначе, пока он будет терзаться в сомнениях, корабль въедет днищем во что-нибудь твердое и потом уже решение будет принимать трибунал… Непосредственно после обличающей меня записи я записал полные данные о месте корабля и параметрах его движения (что доказывало, что курс правильный и опасность кораблю не угрожает), а ниже приписал: «При производстве записи от (скажем) 22 ч 15 м капитан 1 ранга Турсовский (на самом деле его звали как-то по другому) находился в резко возбужденном состоянии с запахом спиртного.»
Тут в штурманскую рубку вошел изрядно удрученный командир – подобные эпизоды настроения никому не поднимают. Он спросил: «Что будем делать, штурман?». Я, к тому времени уже достаточно успокоившийся, молча показал ему запись в навигационном журнале. Прочтя ее и тоже не сказав ни слова, командир вышел.
Между тем, очнувшись от забытья, вызванного собственной бдительностью в сочетании с парами алкоголя, боевой начальник обнаружил, что кораблем по-прежнему управляет командир, а голос в динамике громкоговорящей связи, разбудивший его, по-прежнему принадлежит мне. Не вынеся столь разительного несоответствия между воображаемым и реальным миром, он рванулся в штурманскую рубку, чтобы потребовать немедленного выполнения своего приказа.
В рубке, на прокладочном столе, поверх карты с медленно движущимся по ней световым «зайчиком» автопрокладчика, лежал раскрытый навигационный журнал с четко и разборчиво сделанной записью… Да, такого афронта, комбриг, судя по его реакции, не встречал никогда. Забыв, что командир корабля уже и не командир, он возопил: «Командир, ты видел, что твой штурман записал?». Появивишийся на начальственные вопли командир подтвердил, что да, видел. И помедлив добавил: «А я то же самое записал в вахтенный журнал…»
Реакция бдительного бедолаги была бурной. Я никогда (ввиду крайней отдаленности от сельского хозяйства) не видел куриной истерики, но назвать виденное иначе, как этим термином, не могу. Среди потока слов удалось разобрать лишь: «Остановите корабль, я автобусом поеду!». Увы, даже в этой малости мы были вынуждены отказать страдальцу – до ближайшего автобуса было очень далеко и, руководствуясь чувством чистого, ничем не замутненного, альтруизма, невозможно было позволить изрядно уставшему капитану 1 ранга плыть миль двадцать до автовокзала. В последнем всплеске энергии комбриг написал шифртелеграмму на имя командующего флотом, в которой сообщал, что БПК «Николаев» взбунтовался и он один сдерживает напор этого мятежа.
Телеграмму, конечно, никто и не подумал передавать, о чем командир и объявил, уже не придерживаясь правил вежливости и употребляя специфически мужские (в те, по крайней мере, времена) слова. В итоге дебатов потерпевший поражение на всех фронтах флотоводец упал в многострадальное кресло и заснул уже окончательно…
Утром, уже в Севастополе, он рафинированно вежливо попрощался с командиром и со мной, всем своим видом показывая, что ничего-то, собственно и не было, так, мелочи… Но эпизод запомнил – через много лет, встретившись со мной на причале, он спросил: «А, вы, К., уже Академию закончили? По-прежнему так же складно пишете?». «А как же! – ответил я. – В Академии еще лучше научили…»
Да, совсем забыл! В штурманской рубке в это время присутствовали курсанты – выпускники штурманского факультета училища. Они проходили стажировку и официально числились дублерами штурмана. В навигационном журнале были и их подписи…

С сайта: oldnavig.livejournal.com/987.html