ВАРШАВСКИЙ ДОГОВОР
Сразу за забором училища была маслиновая роща. Звали мы её "пампасы". Выгоравшая уже к середине мая трава, колючки, раскалённые камни - и овцы… Неподалёку располагался пивзавод, на котором за пару яловых ботинок можно было получить ведро пива. Бычки в томате, плавленые сырки, несколько бутылок Агдама/Доляра, гитары - и праздник укомплектован!
Выбирались мы туда группами и/или по одиночке - конспирация. Группа на пивзавод, группа- на обустройство бивуака и костра, группа - к дяде Боре за Агдамом, группа - на охрану и оборону. Всё это дело обставлялось как выход для занятий лошадиным спортом по пересечённой местности - спортивная форма, кеды.
Пойманные на этом самоходе не то, чтобы, очень страдали, но репрессировались в рамках дисциплинарного устава. А командир роты Вржижевский ум имел ехидный и добавлял к нарядам и выговорам некоторые обидные и смешные поручения, которые надолго были пищей для остроумия однокашников и младших командиров. Так что, старались не попадаться…
Капитан 1 ранга Варганов, замначфака по политчасти, участник войны, грузный, с красной мордой, потевший на бакинском солнце непрерывно, был постоянным участником этих маёвок - он неутомимо выходил на поиски нарушителей дисциплины и распорядка дня. Бедный старик! - неужели ему было невдомёк, что хруст кустов, сквозь которые он продирался словно танк, и громкое дыхание с кашлем, отфыркиванием и чуфыкиванием сообщали о его приближении лучше любой сирены.
Иногда, впрочем, ему удавалось приблизиться на дистанцию уверенного опознавания: "Атас!" - и курсанты не разбирая дороги несутся кто куда. "Стоять! Стоять!" - куда там, попробуй догони… Однажды в одной из таких компаний он разглядел своего внучатого племянника, носившего ту же фамилию, и его вопль: "Варганов! Стой, подлец, я тебя узнал!", вошёл в анналы.
Ну, вот так или очень похоже и начинала свой отдых в "пампасах" команда, состоявшая из членов клуба интернациональной дружбы - курсантов 14Б роты и гдр-овских немцев, обучавшихся военному делу на третьем факультете. Перед немцами в грязь лицом падать не хотелось, поэтому напряглись, и Доляр заменили водкой, да и колбаски подкупили, на костре пожарить. О музыкальном сопровождении не парились - немцы постоянно привозили в систему все музыкальные новости, вот и сейчас на кассетничке голосила группа "Чингисхан", вошедшая в моду совсем недавно и заполонившая все дискотеки.
Пока разжигали костёр, раскладывали на газетке харчи - пропустили по первой, а уже через часок-полтора озабоченный Володя Ребрунов начал осматриваться: где бы взять ещё… Проблема заключалась в том, что на календаре было 9 мая, и Зых был заполонён патрулями - в магазин не проскочить. Оставался пивзавод - и туда немедля были высланы гонцы, среди которых был и я.
Это была не моя компания, ребята на два года старше нас, в нашей роте они исполняли старшинские должности, но Ребрунов и Русаков были мои земляки, кураторы, так сказать, вот и позвали с собой…
Вернувшись с пивом, мы были встречены радостными возгласами заждавшихся страждущих. Разлили пива, чокнулись, отхлебнули, и тут один немец, скривившись, сплюнул в сторону. "Что случилось?" - участливо потянулись к нему собутыльники. Он, усмехнувшись, кивнул в сторону кассетника, из которого бодренько звучало: "Москау! Москау!", и что-то сказал по немецки. Немцы заулыбались, и кто-то из них озвучил: "Пиво-то могло быть и получше!"
…
Участников драки с обеих сторон было примерно равное количество - человек по 8-10. Политес соблюдался - ни ножей, ни камней, ни нунчаков, очень популярных тогда. Немцы пытались сформировать каре, но Вова Ребрунов всё время оказывался в самой середине их боевого порядка, и им приходилось драться атомарно…
Мне достался брат по оружию настоящего прусского типа - высокий, горбоносый, светловолосый и сероглазый, надо сказать, что перепало мне от него основательно, рёбра болели месяца полтора. Я, правда, тоже в долгу не остался - с неделю он встречался мне на училищных аллеях с подозрительно большим распухшим ухом и бланшем под глазом.
Через какое-то время всё кончилось - уставшие, в крови, мы старались отдышаться, не глядя друг на друга, у Русакова на месте носа быстро расла красно-синяя гуля, Ребрунов недоверчиво глядел на выбитый зуб, держа его на ладони, двое немцев махали майкой перед лицом лежащего навзничь рыжего ганса, того самого, глупо пошутившего.
"Эх вы, суки, - сказал Ребрунов,- сегодня ж 9 мая, у меня дед на фронте погиб… Пошли, ребята".
Такие дела.