ЧАСТЬ 2. НА ЭСКАДРЕ

 

БОЦМАН УЧИТ ЮНГУ, А ЮНГА УЧИТ БОЦМАНА

Этот день начался ясным, теплым весенним утром. Горнисты как-то особо бодро проиграли подъем, а дудки жизнерадостно его прорепетовали. Люди бодро встали и с прибаутками разошлись по своим местам на уборку. Каждый делал свое дело, напевая и приплясывая. Свежая, яркая молодая зелень гор, чистый без единой пылинки воздух, спокойная и прозрачная гладь бухт, мирно стоящие на бочках стальные великаны и яркие лучи поднявшегося над горами Солнца наполняли души людей миром и желанием общения. Офицеры и матросы встречали друг друга улыбками, которых и сами не замечали.

К подъему флага все готовились как к торжественному празднику. Все ждали от этого дня чего то радостного и приятного. Особо приподнято люди чувствовали себя на верхней палубе. Было мальчишески приятно окачивать палубу забортной водой, шаловливо тереть ее до белизны чистым песком и вновь окачивать ее водой из шлангов и протирать резиновыми отжимками и пахнущими смолой швабрами. Люди не работали, а плясали. Шутки, остроты и молодое оживленное движение сотен жизнерадостных людей наполняли верхнюю палубу. На мостике стояли вахтенный и старший офицеры, оживленно о чем-то беседуя и с удовольствием поглядывали, как спорится работа на баке. На верхней палубе не было только юнги Вершинина и боцмана Богатырева, им было не до хорошего утра. Шла борьба. Для посторонних борьба забавная, а для них это был вопрос «кто кого?»

В самый разгар аврала на баке произошло какое-то замешательство, которое сразу привлекло внимание всех, находящихся на верхней палубе. Люди еще не знали в чем дело, но подсознательно чувствовали, что произошло нечто важное. С молниеносной быстротой распространилась весть, что боцман наконец нашел юнгу и гонит его линьками. И действительно с бака на шканцы через спардек промчался юнга и стегавший его линьками боцман. Странное чувство овладело людьми – сочувствие к новобранцу … Сознание, что боцман прав, который все это время вел себя честно и не прибегал к помощи начальства или другим осужденным традициями средствам. Где-то на заднем плане у некоторых копошилось злорадство к судьбе новичка: «Так, пожалуй, ему и надо! Больно молод!». Но это чувство тут же угасало. Общность интересов и положения привлекали симпатии к юнге. Когда пробегал юнга, неслись незлобивые насмешки … когда пробегал боцман, швабры, отжимки и пипки как бы совершенно случайно попадали под ноги боцмана. Как человеку люди сочувствовали боцману … как товарищи, сочувствие было на стороне юнги. Над Вершининым смеялись, юнге помогали … Богатыреву сочувствовали и поведение его оправдывали, над боцманом глумились. Уже ни один круг сделали по верхней палубе юнга и боцман. Не было никакого сомнения, что новобранцу несдобровать. Никакая сила не могла удержать боцмана от погони за своим противником юнгой. Облитый с головы до ног забортной водой, с потным и искаженным лицом боцман был страшен. Уйти от боцмана не было никакой возможности. Для юнги был один выход, броситься за борт. Эта мысль возникала у каждого, кто видел лицо юнги. Загнанный, как зверек, он без сомнения принял такое решение. Для него не страшно было наказание, страдало самолюбие, которое не нашло себе удовлетворения еще с первой встречи с боцманом. Юнга страдал. Если боцман и на этот раз выйдет победителем, то новобранец на всю жизнь станет посмешищем не только на этом судне, но и на всей эскадре. Для самолюбивого юнги это было страшнее всего. Но и боцман не мог отказаться от возможности на законном основании свести счеты с «мальком», так много принесшим ему неприятностей. Не проучи новобранца, сам хоть с судна уходи. Вся жизнь будет отравлена. Примириться с мыслью, сто он, Богатырев, будет посмешищем на весь флот, боцман тоже не мог. Ведь из поколения в поколение на всех флотах Империи матросы будут рассказывать с прикрасами друг другу, как новобранец-юнга извел старого боцмана Богатырева.

Каждый находившийся на верхней палубе, понимая трагичность положения, боялся еще худшего конца, но вмешаться никто не мог.

Прошло некоторое время. На верхней палубе наступила тишина ожидания. Боцману уже никто не мешал. Люди с серьезными лицами провожали пробегавших мимо них новобранца и боцмана, избегая глядеть друг на друга. От игривого настроения, вызванного чудесным утром, не осталось и следа. Все как будто за это время постарели. Проходили напряженные минуты, но противники не появлялись. Люди с беспокойством поглядывали в ту сторону, где противники скрылись, а спохватившись – искали их в противоположном направлении, но напрасно. Боцмана и юнги нигде не было видно и слышно. Когда общее беспокойство дошло до предела, то по трапу с батарейной палубы на верхнюю показался боцман. Все облегченно вздохнули и разочарованно принялись за работу. Старший и вахтенный офицеры вновь зажгли свои погасшие было трубки и успокоенные стали продолжать прерванный разговор.

Но в то время, когда боцман поднимался по трапу на верхнюю палубу, с марса фок-мачты туда же спустился юнга Вершинин. Не замечая друг друга, противники двигались навстречу и, наконец, столкнулись лицом к лицу. К общему удивлению, недавние враги мирно разошлись, внешне не обращая внимания один на другого. Юнга, как будто аврал его совершенно не касался, независимо спустился на нижнюю палубу, а боцман прошел под спардек и исчез. Люди вопросительно глядели друг на друга и настолько этим были озадачены, что даже не могли сформировать свои догадки словами и вопросов не задавали. Только Наливайко сказал «М-да!» и стал, что было силы, обжимать резинкой совершенно сухую уж палубу. Старший офицер озабоченно выбил свою потухшую трубку и на целых пять минут раньше срока приказал горнисту играть сигнал «Кончай уборку! Отбой!», а сам поспешно спустился с мостика и направился к командиру корабля с докладом, что к подъему флага все готово.

Общее любопытство, чем окончился поединок боцмана и юнги, в этот день так и не было удовлетворено. Прошло несколько дней и между боцманом и юнгой установились какие-то странные отношения. Боцман юнгу не преследовал, но и юнга никаких нарушений не совершал и внешне к боцману был почтителен, но не заискивал, а держался с достоинством и независимо. Все попытки вызвать юнгу на откровенность и рассказать, чем кончилась погоня за ним боцмана, ни к чему не привели. Юнга молчал и держался замкнуто, чем парализовал любопытство своих товарищей.

Прошло много времени, прежде чем стали известны обстоятельства, как предшествующие дню погони, так и в день самой погони. Об укрывательстве юнги стало известно через вестового боцмана – Ферсилова. Ферсилов проболтался своему приятелю Наливайко, как юнге удавалось так долго и безнаказанно скрываться от аврала и что произошло в день погони боцмана за Вершининым.

Вершинин и Ферсилов были земляками – оба одесситы. Ферсилов несколько раза приглашал юнгу в каюту боцмана и угощал его чаем и сушками хозяина. По мере укрепления дружбы, визиты юнги к земляку участились. В первые дни встречи земляков случайно обходились без встречи с боцманом, а несколько дней спустя, Ферсилов пригласил юнгу в каюту во время утреннего аврала. в это время нечего было опасаться неожиданного появления боцмана. Он, как правило, спускался к себе в каюту к себе только после подъема флага. Друзья поболтали, попили боцманского чайку и за чашкой чая Ферсилов обозвал своего земляка дураком, что он трет песочком палубу во время аврала, когда можно спокойно посидеть в боцманской каюте и попить чайку. Юнга выразил удивление – как же можно не быть на аврале? Ведь боцман с него шкуру спустит! На это Ферсилов резонно заметил, что аврал немного потеряет от отсутствия на нем новобранца, а что касается боцмана, то опасаться его нечего, в каюте он его не найдет, так как боцман к себе во время аврала не заходит … А после аврала, если и встретит, то сделать ничего не сделает, так как у него такой уж принцип: «Сумел скрыться – хорошо, попался – не взыщи!». Обсудив во всех деталях данный вопрос, наши друзья решили ежедневно устраивать чаепитие в каюте боцмана во время утреннего аврала. Юнга согласился на такую проделку не потому, что его затруднял аврал … Нет, аврал ему даже нравился. Веселая работа, товарищи, новизна, - все это вместе взятое привлекали юнгу на аврал. Было другое соображение …

Так позорно закончившийся его первый визит к боцману не выходил из головы самолюбивого юнги. Издевка боцмана, по мнению юнги, должна быть чем-то отомщена. Лучшего случая поиздеваться над боцманом, как укрыться от аврала в его собственной каюте и сыскать было нечего. Вот с этого и начался поединок между юнгой и боцманом.

Что касается Богатырева, то ему и в голову не могло прийти искать скрывающегося от авраля юнгу в своей собственной каюте. Конечно, заговорщики, не предвидели какой серьезный оборот может принять эта безобидная шутка, но когда они узнали, как на это стал реагировать боцман, то уж отказаться от затеянного было поздно. С некоторой тревогой друзья были вынуждены продолжать игру, взаимно подбадривая друг друга.

В день аврала, сценка которого описана выше, боцман, потеряв надежду поймать новобранца, вопреки своему обычаю, зашел к себе в каюту до подъема флага. Его удивление не поддается описанию. Он на некоторое время прямо остолбенел в дверях, когда, совершенно того не ожидая, увидел в своей каюте неуловимого юнгу. К тому же случилось еще так, что вестовой Ферсилов на время куда-то вышел из каюты и юнга сидел сам в очень непринужденной позе и пил чай. У боцмана не было времени отдать себе отчет, как это могло произойти и он, от столбняка, был вынужден сразу же перейти к действию, так как в этот момент юнга стремительно бросился к двери, оттолкнул боцмана и со всех ног помчался по проходу. Боцман только успел подхватить свалившуюся было с него фуражку, захватил висевшие на переборке линьки и помчался за юнгой. Дальше последовала погоня, свидетелем которой был весь экипаж.

Эти подробности дошли и до кают-компании. Офицеры не мало посмеялись над тем, в какой просак с юнгой попал боцман и весьма снисходительно отнеслись к проделке новобранца. Старший офицер остался доволен, что все окончилось вполне морским финалом, который мало отразился на престиже боцмана и дисциплине судна. На этих подробностях и оканчивается история столкновения юнги с боцманом.

Подробности конца истории были известны немногим близким друзьям Вершинина, но они были не болтливы. Таким образом, экипажу и офицерам пришлось довольствоваться только тем, что дошло до них через вестовых. Постепенно интерес к этому эпизоду стал исчезать и наконец был почти забыт. К этому времени между юнгой и боцманом установились хорошие отношения, они вполне были довольны друг другом. Жизнь на корабле вошла в нормальное русло. Боцман, как ни в чем не бывало, расхаживал по верхней палубе и покровительственно улыбался юнге во время аврала, а юнга без показного усердия, но довольно тщательно тер палубу песочком. По внешнему виду юнги трудно было догадаться, что этот скромный и дисциплинированный матрос сыграл такую скверную шутку с почетным боцманом. А между юнгой и боцманом произошел случай, о котором флот до сего времени даже и не подозревал, и к чему еще не было примера в прошлом.

А произошло следующее. В тот день, когда боцман гонялся за юнгой по верхней палубе и был вполне убежден, что наконец проучит «малька» и этим укрепит свой авторитет, юнга неожиданно и, как бы в полном отчаянии, бросился с верхней палубы в нижнюю. Боцман за ним. Укрыться от боцмана в нижней палубе не было никакой возможности. Боцман уже заранее торжествовал. Но случилось непредвиденное. Юнга, сделав пару кругов по палубе, неожиданно шмыгнул на внутренний трап фок-мачты и стал сбираться по скобам наверх. Боцман в свое время был самый искусный марсовый на флоте и состязаться с ни в лазании по трапам и такелажу никому не приходило в голову. Он здесь был в своей стихии. Юнге нечего было и думать таким путем уйти от боцмана. Да нужно признаться, что вряд ли в этот момент юнга о чем либо подобном и думал, а о способностях боцмана он ничего и не знал. Вершинин бросился в мачту так как больше некуда было деваться. Не прошел он нескольких ступенек, как его уж догнал и ухватил за ногу боцман.

•  Ну теперь я из тебя душу выколочу, сачок сопливый! Полный майна! А не то, клянусь всеми святыми шевронами, ноги из брюк выдергаю!

Что оставалось делать бедному юнге? Подыматься на марс с повисшим на ноге боцманом не было никакой возможности и смысла. Юнга сделал усилие и переступил с ноги на ногу. На ноге висела непреодолимая тяжесть.

- Да ты осторожней, скотина, пальцы все поотдавил!, - выругался внизу боцман. Миг, и юнга уже сознательно вторично наступил на руку боцмана. Отборная ругань последовала в ответ, но должного эффекта не произвела. К удивлению боцмана, тяжелый башмак юнги теперь уже не случайно нащупывал и топтал его пальцы. Последний взрыв ругани только ухудшил положение боцмана. Удары теперь сыпались расчетливо, с явным намерением попасть в голову.

•  Да ты что, мерзавец? Голову прошибешь, дьявол!

Тут боцман взвыл от увесистого удара по темени и вынужден был выпустить ногу юнги. Несмотря на поспешное отступление боцмана, удары участились. Как это не обидно было боцману, но надо было вступать в переговоры.

•  Довольно, дьявол! Хватит! Черт с тобой, вали на марс … А не то, шутки шутками, но и худо может быть …

Уладив такой ценой инцидент в мачте, боцман спустился в нижнюю палубу, откуда и появился на аврале в самый напряженный момент. Прекратившие было драить палубу люди, были свидетелями встречи боцмана и юнги. Как мы уже видели, боцман и юнга мирно разошлись, не нарушая принятых на себя обязательств, сделав вид, что не замечают друг друга, чем и озадачили всех находящихся на верхней палубе.

Первое время боцман беспокоился, как бы юнга не проболтался о своей победе, но убедившись, что тот не из болтливых и над боцманом надсмехаться не собирается, он успокоился и с интересом стал присматриваться к новобранцу. Юнга держался скромно, но в тоже время не заискивал. Он, по наблюдениям боцмана, положительно не был похож на всех остальных матросов и боцман полюбил его на сколько был способен к подобному чувству, как боцман.

 

	СОДЕРЖАНИЕ
Предыдущая страница	....	Следующая страница