Считается, что именно конструкция офицерского костюма (на флоте - особого, представительского типа), особенности подготовки молодых людей к военной профессии (на флоте еще и к поприщу моряка), влияют на формирование пластики офицера. Под этим понимают своеобразную осанку, походку, положение рук и даже жесты... Другими словами, пластика определенного социально-исторического типа, куда приходится отнести и офицера (морского офицера) - это гармоничное единство внешности и поведения, где манера держаться и двигаться играет особую роль. Неслучайно с ней так тесно связаны представления о чести офицера. На самом деле, характерной чертой поведения в офицерской среде всегда были достоинство, мужество, честь, обязательность.
Кого (и не только дам) не пленяли образы офицеров прошлого? Специфика вопроса состоит еще и в том, что, несмотря на все объективные изменения условий службы и жизни офицерского состава, изменение военного дела в целом, пластика офицера в максимальной степени наследовала груз традиций и стремится к ним, как признанному идеалу. К тому же, при всей своей непонятности современнику, пластика офицера - есть несомненный, особый пласт культуры, некогда перевернутый и хорошо забытый, почти утраченный на национальной почве. Опять же потому именно непонятный! 

МОРЯКА УЖЕ НЕ УЗНАЕШЬ ПО ПОХОДКЕ 

Кого сегодня не задевают те самые внешние проявления как раз тех, кому положено по статусу "честь иметь"? Вместо подтянутых, молодцеватых, уверенных в себе, во все времена являющихся эталоном мужественности и человеческого достоинства военных, все чаще приходится иметь дело с сутулящимися, неуверенными, неловко держащимися, небрежно, а то и неряшливо одетыми офицерами (настоящими и будущими). К тому же физически неважно развитыми, либо болезненно полными. Картину завершает постоянно озабоченный, нередко затравленный взгляд, шаркающая, суетливая походка, постоянно движущиеся челюсти со жвачкой во рту, провода из ушей, манера безо всякого повода обходиться без головного убора, либо носить его на хулиганский манер, прическа, более свойственная парню с улицы, нежели джентльмену. Заметим, кстати, что неодолимое стремление военной молодежи к так называемой поп-культуре решительно разводит ее, как правило, с культурой истинной, лишая в том числе и надежды овладеть пластикой офицера, как таковой... Сегодня эволюция пластики - путь от неловкого, нескладного лейтенанта до генеральской (адмиральской) одышки и осанистости, достойной разве что Тараса Бульбы. 
Конечно, трудно в нынешних социально-экономических условиях требовать, чтобы офицер не отставал от имущих классов в костюме, прическе и аксессуарах. Но элементарно приличный уровень опрятности, достоинство и уверенность жизненно необходимы. Более того, они являются своего рода залоговой ценностью государства: армия-то и флот - его важнейшие институты. Их авторитет - это авторитет государства. Это следует понимать! Вопрос, несмотря на внешнюю свою видимую абстрактность, абсолютно продуктивен. За ним предполагается гордость или горечь за свои Вооруженные Силы, ВМФ, доверие или недоверие к ним, склонность молодежи восхищаться армией и флотом, стремиться стать военным или наоборот! 
Вспомним К. Паустовского, когда он, будучи гимназистом, встретил в одном из киевских парков гардемарина. Видение было настолько чудесным, что в сознании будущего писателя мгновенно возник белопарусный, стройный клипер, неведомые дальние страны, даже запах чужих экзотических берегов. Буквально зачарованный следовал он за гардемарином, пока тот не заметил его. Что тут было главным: необычная для Киева морская форма, манера заезжего гардемарина держаться просто, в то же время изысканно? Из впечатлений самого писателя - все вкупе! Именно эта гармония и инициировала все возможные в подобном случае ассоциации, дорисовала даже отсутствующее. 
Достопамятен тем же самым и "Капитальный ремонт" Л. Соболева, где с такой любовью преподносится очевидное превосходство флотского офицера или гардемарина над всеми остальными обитателями Гельсингфорса и даже Северной столицы - военными и гражданскими. 

ОН ТАНЦЕВАЛ С КОРОЛЕВОЙ

Или другое, уже почти современное: вспоминаются курсантские годы, когда мы сами были "гардемаринами", и смутить нас было в 1000 раз сложнее, чем наивного, романтически настроенного киевского мальчика... 
Тогда, по коридорам одной из выпускных кафедр мы часто провожали взглядом фигуру красивого, статного капитана 1-го ранга с юношеской спиной и поступью, неповторимой осанкой. Он гордо нес мимо нас свою породистую голову со слегка вьющимися на манер дорогого каракуля волосами. "Д'Артаньян!" - едва слышно шелестело ему вслед. Клички святы на флоте: фамилию можно забыть, но не кличку, если таковая была... Он танцевал с английской королевой во время визита "Свердлова" в Англию на коронацию, - это знал каждый из нас, мечтал, хотя и не признавался, что хочет быть похожим на него. 
Вспоминается также первый выпуск при нас: тогда он происходил осенью, и новый набор успевал разбить не одну пару ботинок об асфальт, сломать не одно весло в неумелом усердии на шлюпочной практике, - только вот ленточек на бескозырках еще не было, и роба глупо топорщилась на наших угловатых фигурах. Одним словом, мы чувствовали себя чужими на этом празднике, где все, кроме нас, было прекрасно, нарядно и торжественно... До тех пор, пока обойдя строй училища, немолодой, но стройный вице-адмирал с породистым, благородным лицом не подошел к нам. "Здравствуйте, товарищи военные моряки!" - обратился он к нам, необычайно подняв нас в своих собственных глазах. Если мы и до этого смотрели на него с плохо скрываемым восхищением, то теперь едва ли не единодушно все "перваки" мечтали только об одном: стать похожими на нашего адмирала. Кстати, за ним с золотым флотским палашом (за войну) у ноги следовал командующий парадом. В стенах училища в то время было трудно удивить боевыми заслугами: все начальники кафедр, не говоря уж о командовании училища, многие старые преподаватели имели впечатляющий "иконостас" боевых наград. Отдельные просто были легендами. Бывший наш начфак - знаменитый подводник Петр Грищенко, азам военной службы нас обучал герой известнейших десантов морской пехоты полковник Виноградов. 
Так что удивить именами и наградами здесь было трудно. И тем не менее А.А. Челидзе слыл настоящей легендой. Но главное, именно он дал нам первые уроки офицерской пластики. Во время подготовки к московскому параду он первым делом привез в Химки (где мы тренировались) взвод роты почетного караула и показал, как они ходят. Поблагодарив и отправив их обратно, Челидзе, подготовивший, кстати, 12 парадов на Красной площади, прокомментировал: "Так ходят девицы по подиуму в салонах мод, моряку так не пристало! Будете идти только по-мужски, по-моряцки:". В результате это получилось красиво и даже величественно, как само море, картину завершал одновременный, всем полком, взмах рук в белых перчатках. Он действительно напоминал пену волн, маленькими молниями сверкали штыки карабинов (смотрели потом по телевизору).
Именно Челидзе добивался возвращения палашей офицерам и воспитанникам военно-морских училищ. В них видел основу для возвращения на флот пластики офицера... Его мало понимали тогда, и в первую очередь в высших эшелонах военной власти: в разгаре был век освоения атомной энергии, ракет и кибернетики. Какие уж тут палаши и прочие рудименты! А выяснилось - зря! 
Его боялись в училище, где не боялись никого и ничего, невероятно... Но уважали и тянулись к нему, как можно тянуться к человеку, в совершенстве знающему европейские языки, имеющему ученую степень в области искусствоведения, полное легенд прошлое и точно знающему, как офицер должен ходить, сидеть, вести себя за столом, в обществе, с дамой, курить и многое другое, чему уже не учили тогда будущего офицера, но к чему он интуитивно тянулся... И если не тянулся, Челидзе добротно "выколачивал" из него мужика и увальня, терпеливо объясняя, что его готовят к выходу в офицеры, а это обязывает!.. Сама его осанка, поступь, поведение в различных ситуациях были лучшим мастер-классом, лучшим примером для морских волков будущего великого флота... 
Не случайно тогда, в те времена, не только прекрасная половина Петродворца и Ленинграда обожала питомцев училища. Их любили и любовались ими все... За исключением, пожалуй, коллег и соперников из других училищ: те только завидовали. Ни у кого не вызывало и не вызывает сомнений, что нарядным щегольским гусарским ментикам и доломанам не может не соответствовать особая стать, боевая дерзость и ловкость их обладателей, кавалергардским колетам - холодное мужество, державность и светскость, а строгий представительский флотский мундир во времена оные являл свету истинного джентльмена - всегда налицо было единство облика и содержания!
Более того, широко известна истина: офицера можно было переодеть, но его выдавала как раз та самая, совершенно особая офицерская пластика, никем более не достижимая, ибо за нею стояло гораздо большее, чем обычная физическая натренированность. За нею стояла совершенно особая культура и воспитание. Но это тогда! А сейчас порою с горечью приходит на ум нелепое предположение: может, в силу того, что Вооруженные Силы, а следовательно, и военные моряки, находясь на попечении государства и завися от государственной казны, равно как и социально обездоленные слои, - тем и стали нынче похожи? 
Пластика офицера - это то, что логически завершает его образ, делая облик неповторимым, более того - недостижимым посторонними, составляя его явную, внешнюю, самую убедительную сторону сути. Именно пластика является явным и наиболее убедительным выражением достоинства. (Во всяком случае, так должно быть!). Поэтому, только приближением к ней является и такая превосходная характеристика личности, как "человек с прямой спиной"...
Суть проблемы как будто ясна: в современной армейской и флотской действительности пластики просто не стало. И было бы нелепо в родном Отечестве, где все и постоянно пускаются в объяснение всего и по любому поводу, не сыскать с десяток объяснений и этой проблемы... Скажем, тем, что ранее пластика офицера в значительной степени определялась необходимостью и привычкой постоянного ношения оружия, особенно холодного. Что сообщало офицеру больше требовательности и строгости к себе. Особым покроем военного костюма, как уже говорили, - невольно определяющим его пластику. Из доступного современному воображению осталась сущая малость: это еще недавно сохранявшиеся и культивировавшиеся флотский китель, шинель (в пику современным бесформенным пальто, курткам), белый китель (вообще белая форма, стимулировавшие не только пластику моряка), но, наконец, и порядок на флоте, на кораблях, в экипажах. 
Одну из определяющих ролей играет, как одет офицер. Поползновения в сторону демократизации и унификации, удешевления формы одежды в рамках всех Вооруженных Сил в сочетании с другими бездумными процессами в конечном счете и привели к тому, что та по сути превратилась в униформу, обесценилась вовсе - к ней исчезло всякое уважение и самих военных, и окружающих. Ее просто избегают носить где-либо, кроме службы, а ведь сравнительно недавно офицер гордился своей принадлежностью к ВМФ, на которое указывала именно форма. 
Вторым соображением или объяснением можно признать исчезновение положительного примера (выше мы касались положительного примера в воспитании). Более доступным и приемлемым для флотской молодежи все более делается банальный образ измученного походами, бесконечным плаванием командира. Тем более, это делало объяснимым и извинительным некоторую небрежность в одежде и манерах: сначала расстегнутые крючки на кителе, а потом и пуговицы, распущенный узел галстука, верхние пуговицы на рубашке, тужурке, мятые брюки, неопрятный альпак вместо шинели или пальто, плохо бритую физиономию, хождение вразвалочку, запах алкоголя и даже ненормативную лексику... По убеждению таких людей, это положительно работает на образ "морского волка", стоящего выше всякого берегового чистюльства и треска башмаков, присущего, по их мнению, "паркетным морякам", далеким от моря и связанных с ним трудностей.
Образ чумазых "мальчиков Деница", сочетавших громкие успехи на море с явным пренебрежением к своей внешности, тоже все более импонирует флотской молодежи, особенно молодым подводникам. (Но там хоть был стиль...). Однако это от исторической инфантильности: достаточно вспомнить их пиратский промысел и многочисленные примеры обыкновенного садизма...

"ХУЖЕ РЖАВЧИНЫ НА КОРАБЛЕ" 

Между тем, именно корабельная служба и длительное пребывание в море традиционно связывались на флоте не только с особой нравственностью, но и порядком, чистоплотностью, обученностью экипажей. Современники вспоминали: Кронштадт и его моряки в свое время с восторгом, словно в цирке, наблюдали за выучкой прибывших из дальнего заграничного плавания экипажей, особой элегантностью их офицеров.
Да, дизельная ПЛ - корабль маленький и малоприспособленный для жизни людей, но, оказавшись на плавбазе (базе), боевые экипажи даже в войну первым делом приводили себя в порядок, и никогда не бравировали трудностями плавания. Эта традиция жива и сейчас: так, на самых плавающих кораблях ВМФ - ракетных подводных крейсерах стратегического назначения - чистое "РБ" (так в обиходе называется форма, в которой моряки находятся на лодке. - Прим. ред.) и белые воротнички на них - это норма. Здесь подсознательное отторжение экстравагантности в любом виде: она враг пластики, ибо враг вкуса! 
Когда заходит речь непосредственно о пластике морского офицера, следует иметь в виду, что она, безусловно, опирается на пластику офицера в общем, широком смысле этого понятия, равно как и поглощает ее (правда, выборочно), не говоря уже о том, что полностью поглощает собою правила хорошего тона, чувство вкуса, даже спортивность во внешности и поведении. (Правда, говорить приходится опять же в историческом контексте: уж слишком много сегодня в армейском укладе снизу доверху встречается обыкновенной солдатчины, лакейства, лизоблюдства, либо откровенной грубости - о такой манере принято говорить - "фельдфебельская").
Кстати, проявлениями "солдатчины", губительной и враждебной флоту, помимо подозрительной любви к "шагистике", безусловно, следует признать и бездумное коверкание флотского костюма - как курсантского, так и офицерского, да и матросского тоже. Под благовидным предлогом, как говорилось, "из лучших уставных устремлений", идущих, кстати, вразрез со всяким эстетическим элементом, тщательной индивидуальной подгонкой и отработкой костюма, его элементов. Что и рознило, кстати, выпускников родного училища с их коллегами, "помешанными на уставщине", либо безвкусно пижонствующими... Всяк знает, о ком говорят! Именно за отсутствием какого-либо, даже элементарного, представления о рассматриваемом предмете, его нередко мешают с так называемым "морским пижонством" (в полном диапазоне: от дешевого до "изысканного")... И это при том, что пижонство, казалось бы, окончательно "осуждено". Послушайте только: "Хуже ржавчины на военном корабле и неуставных взаимоотношений в команде, по своим последствиям, может быть только командирское пижонство... и безрасчетное маневрирование... Цена им - авария рано или поздно! К сожалению, зачастую это становится ясным слишком поздно!". 
Конечно, по материальным своим последствиям офицерское пижонство менее опасно, чем командирское, особенно, если оно не связано с управлением кораблем или оружием, однако не менее того выразительно. Оно лишает офицера, как человека с чувством меры и вкуса, предусмотрительности. 
Среди объяснений исчезновения пластики известно и такое: бытует мнение, что все дело в том, будто значительную часть морских офицеров готовили периферийные морские училища, расположенные на окраинах нашей великой державы, вдалеке от культурных центров. Откуда, дескать, им было черпать истинные представления о культуре, настоящих морских традициях, так или иначе лежащих в основе пластики офицера... Что им оставалось, кроме примера, нередко сомнительного свойства. Так, подчас в ход шло слепое подражание торговым морякам, известным простотою нравов морякам промыслового флота с их "своеобразным" береговым время провождением. 
Но не пора ли обратиться непосредственно к особенностям пластики офицеров корабельного состава? Действительно, будучи воспринимаем обществом именно в этой (корабельной) ипостаси, всякий морской офицер видится ему не иначе, как истинный моряк, только что сошедший с корабля, и, безусловно, культурный, широко эрудированный и компетентный в морском деле... И тут, кажется, двух мнений быть не может.
Специфика пластики корабельного офицера рождается вроде бы самой спецификой флотской службы, где экстремальные ситуации нередки и встречаются не только в боевых условиях, но и в повседневной обстановке, скажем, от превратностей погоды на море, сложившихся условий плавания, боевой подготовки, в первую очередь применения практического оружия, сложного маневрирования. Что, конечно же, требует постоянного присутствия духа, ответственности, абсолютного самообладания и даже мужества.
Особенность в том, что ни при каких обстоятельствах походной жизни настоящий моряк, каким не может не быть морской офицер, ни словом, ни делом не должен выказывать, что ему тяжело, что он утомлен, и что какое бы то ни было обстоятельство позволительно для проявления им любой слабости... Могут сказать, ведь это качества любого хорошего моряка. Да, это так! Но пластика офицера в действительности предполагает нечто большее... Как бы ни был он утомлен и даже измучен, он бодро взбегает по трапам, ловко перемещается по лабиринтам переходов и помещений корабля в любую качку, полноценно исполняет свои обязанности, невзирая ни на какие обстоятельства, он корректен и выдержан, опрятен, остроумен в кают-компании, профессионален на мостике и в ходовой рубке; он гладко выбрит, предупредителен к окружающим, адекватно требователен к подчиненным, всем своим обликом и поведением демонстрирует те же джентльменские качества, что и в повседневной обстановке, на берегу; внушает абсолютное доверие окружающим, подчиненным.
Вспоминаю своего первого комдива на Камчатке (по приходе с СФ). Он был воплощенной элегантностью и в море, на походе. Спокойный, не громогласный, ухоженный, он всем своим видом и поведением внушал нам, что "в море мы дома". Наверное, именно его особый имидж (уж, во всяком случае, не в последнюю очередь) заставлял передавать по всем каналам и линиям связи, когда корабль под его флагом следовал в базу: "Всем стоять, на входе адмирал!". Адмиралов и тогда было немало, только правило это негласное распространялось на одного нашего - В.Г. Туманова. 
Что же касается кают-компании, то ее уникальной особенностью всегда являлось особое доверительное обращение офицеров друг к другу, невзирая на чины и должности, на напряженность обстановки, непременно по имени и отчеству... То есть кают-компания призвана была быть взыскательным клубом настоящих мужчин. А честь принадлежать кают-компании боевого корабля была высочайшей честью для офицера и мужчины. Более того, уклад кают-компаний предполагал свободное общение с кают-компаниями кораблей флотов всего мира. Без какой-либо особой подготовки. За этим предполагается совершенно определенный уровень, в том числе и пластика его членов. В армейской среде такое, конечно, и не снилось. И в этом тоже особенность пластики морского офицера. Где знание языков, уверенное владение правилами хорошего тона - всего лишь одна из естественных составляющих, на которой просто необязательно было и останавливаться. Равно как и на присутствии вкуса и меры во всем, что характеризовало морского офицера. Говоря современным языком, особенностью пластики морского офицера была абсолютная "конвертируемость" на самом высоком уровне.
А известные издержки в нашем вопросе было бы естественным отнести еще и к странному соотношению, сложившемуся преимущественно в послевоенный период - недопустимому соотношению плавающих с не плавающими (служащими на берегу моряками). А, следовательно, в основе пластики морского офицера лежит (и несомненен) так называемый нравственный аспект. Придающий особую уверенность и достоинство плавающим и летающим перед защищающими Родину с берега...
Остается заметить, что корабельная служба и необходимость ей соответствовать вполне рождают законные требования к здоровью и физической форме офицеров корабельного звена, совпадающие, впрочем, и с соображениями пластики. Естественно, это не может не входить в противоречие со значительным количеством на флоте болезненно полных офицеров. Кое-кто считает полноту даже доблестью и неизбежными издержками плавающих, почти как наличие ранений у фронтовиков. А ведь толстый - значит, неповоротливый, нездоровый, более того, ленивый. От них трудно ожидать, чтобы они бодро взбегали, либо карабкались по корабельным трапам, ловко управлялись с корабельным катером, добросовестно и должным образом обходили корабль, свое заведование, его трюма, аккумуляторные ямы: Трудно предположить за такими особую выносливость на мостике, где нередко на походе требуется бодрствовать долгими ночами. Вот вам и практическое проникновение пластики в практику морской службы. 
Непримиримы к этому были и передовые отечественные военные деятели. Так, предусмотрительно "излечил" русскую кавалерию от тучности (старшего и высшего командного состава) перед Первой мировой войной выдающийся отечественный полководец генерал А.А. Брусилов. Знамениты в этой связи его охоты, через которые были пропущены все генералы и полковники русской кавалерии. Основательно брался за эту проблему после своего визита в Индию и Г.К. Жуков, будучи министром обороны. Однако не суждено было завершить: пришла опала, а нездоровой тучности вышла бессрочная отсрочка... Не говоря уже о том, что тучность - это мало эстетично, она еще и ущербна в плане реальной боеготовности. То есть пластика - это и хорошая физическая форма! И странно, что этому сейчас не уделяется никакого внимания.

НУЖНЫ ИСТИННЫЕ ДЖЕНТЛЬМЕНЫ 

Но даже после всего сказанного, найдется немало желающих заявить, будто вопрос несвоевременен и не заслуживает серьезного внимания! Действительно, до того ли, когда вокруг флота, а равно как и всех Вооруженных Сил, столько проблем: перестали поступать на флот новые корабли, самолеты, ремонтироваться находящиеся в строю, перестали плавать, как надо, стрелять, как положено боеготовым силам. Кризис и паралич поразили саму структуру флота, систему комплектования, подготовки личного состава. 
Да что там - сама теория и национальная морская идея переживают полнейший кризис. Такого не было с 1905 года! А вы тут с какой-то пластикой! Так недолго и до бальных танцев на флоте договориться! Но, как нередко водится, это только на первый взгляд, с плеча! Достаточно взглянуть на проблему хотя бы с точки зрения взаимоотношений флота с общественностью и внутри флота. Вопрос архиважный. В нем понимание и доверие друг к другу! Так что не такой уж он праздный, если всмотреться! 
И мы опять возвращаемся к продуктивной сути проблемы. Ведь если речь действительно заходит о национальной морской идее, то следует учитывать такой момент: идея лишь тогда трансформируется в реальную (материальную) силу, когда овладевает широкими массами, флотскими в том числе. И какое, скажите, может быть доверие к нам нынче, когда офицер (будущий офицер) способен по большей части вызывать чувства, близкие к жалости, состраданию... Да и только! В то время как должно быть полное доверие к нему, а значит, и флоту!
Пластику офицера флота приходится воспринимать как категорию, достаточно полно формирующую представление о флоте, как бы далеко он (моряк) не находился от моря, то есть в самых широких масштабах. Пластика вбирает в себя очень многое: офицер на корабле, просто на улице, на параде, на других официальных и неофициальных мероприятиях, во всем многообразии моментов его демонстративного поведения. Как офицер флота выглядит, ходит, стоит, сидит, носит форму одежды, ведет себя в транспорте, общественных местах, обращается с женщиной, старшими и младшими по званию, ведет себя за столом, насколько свободно общается в любой ситуации... Как он ведет себя в служебной обстановке, достаточно ли в его поведении самообладания. Либо он склонен срываться, терять лицо даже по пустякам.
И все это ради формирования в обществе, у подчиненных абсолютной уверенности, что случись любая экстремальная ситуация в боевых, либо не связанных с морской службой условиях, этот человек окажется способен сохранить полное самообладание и принять единственно правильное решение (может быть, единственный из всех!). Здесь, как в театре, по Станиславскому: либо это убедительно, либо нет! Так, фигура грубоватого и угловатого "морского волка" в условиях не плавающего флота, выглядит совершенно неубедительно и не вызывает доверия... А доверие это нужно как воздух, если мы собираемся возрождать флот. А это дело невозможное без самого широкого привлечения туда лучшей молодежи, и полной уверенности, что деньги народные пойдут на благое, умное дело...

И не будет, наконец, преувеличением полагать: если на острие задачи подготовки и воспитания офицера не видеть истинного джентльмена, то тщетны окажутся все наши потуги вывести в море настоящий флот!