Библиотека штурмана

СЛАВНЫЕ НАВИГАТОРЫ РОССИЙСКИЕ (ГЛУШАНКОВ И.В.)

Содержание:

-У "ЧАЕМОЙ ЗЕМЛИ АМЕРИКАНСКОЙ"

У "ЧАЕМОЙ ЗЕМЛИ АМЕРИКАНСКОЙ"

Потеряв из виду корабль В. И. Беринга, А. И. Чириков три дня искал его в открытом море, но все было тщетно. 23 июня в пятом часу пополуночи, «оставя искать пакетбот «Св. Петр», по общему определению офицеров пошли «в надлежащий свой путь» к берегам Северной Америки. «Св. Павел», подгоняемый юго-западным попутным ветром, шел сначала на восток, потом на северо-восток. Цвет морской воды менялся на глазах: появилась надежда, что земля близко. Не убавляя парусов, Чириков приказал почаще вести промеры глубин, 12 июля «явилось довольно летающих береговых уток, чаек, и видели китов и морских свинок, да три небольших дерева... старых», - гласит запись в корабельном журнале. 15 июля под 55°21 северной широты увидели впереди возвышенность, покрытую лесом. Чириков записал, что «чаемую» землю оную «признаваем» за «часть Америки».

Первую неделю сентября шли вдоль Алеутской гряды. Открыли острова Умнак, Адах и ряд других, более мелких. Утром 9 сентября произошла первая встреча русских с алеутами. Пакетбот, стоявший на якоре вблизи острова Адах, неожиданно окружило семь байдар. Чириков обратил внимание на то, что байдары «обшиты кругом кожею тюленьею или сивучьею..., в середине имеется круглый люк, в котором сидит человек, и на нем надета с рукавами и с накладкою вместо шапки... из китовых и из иных зверей кишок сшитая рубашка..., и весла имеют двулопастные самые легкие березовые, которыми гребут на обе стороны, и так можно видеть, плавают очень смело». Описывая алеутов, Алексей Ильич подметил характерные для них черты: «Собою они мужики рослые, лицами похожи на татар, видом бледны, а знатно, что здоровы, бород почти у всех нет...». Желая познакомиться с островитянами поближе, русские моряки настойчиво зазывали их на корабль. Алеуты ответили им усиленной жестикуляцией, из чего экипаж заключил, что те чего-то опасаются. Однако ножи и топор, подаренные аборигенам, расположили их к морякам, и после полудня островитяне приплыли уже на 14 лодках. Дальнейшие сношения были прерваны из-за поднявшегося ветра, и моряки ушли, увозя с собой ответные дары: коренья, «некий минерал», несколько стрел и головной убор. Спустя неделю, 16 сентября, штурман И. Ф. Елагин сделал запись в корабельном журнале: «Господин капитан Чириков, лейтенант Чихачев очень больны, також и все служители от недовольного без воды пропитания и долговременного на море труда изнемогли, однако ж еще трудятся». В тот же день скончался плотник Михаиле Усачев.

Через десять дней в журнале появилась запись: «...Все служители от долговременной болезни утрудились и... насилу могут ходить наверх и исправлять работы, а воды при судне только 7 бочек». Вечером того же дня умер «от цинготной болезни» подконстапель Осип Катчиков. 27 сентября слегли уже 12 матросов и солдат. «Пресной воды при судне только в шести малой руки бочках, и воды давано в день человеку по 5 чарок, а каш не варено».

6 октября вечером умер лейтенант Иван Львович Чихачев, а 8-го - лейтенант Михаил Гаврилович Плаутин. «За болезнями своими, - писал Чириков, - вахту они уже не держали до кончины своей. Чихачев за три, а Плаутин - за две недели; в то же время и я весьма от цинги изнемог и находился в отчаянии жизни и уже по обычаю был приготовлен к смерти и наверх не мог выходить с сентября 21-го числа и по самой возврат наш в гавань». Судно вел штурман Елагин, который был «тоже весьма больной». Помогал ему, «понеже был в памяти», Чириков, продолжавший также следить за ведением корабельного журнала. Впоследствии Алексей Ильич признавался, что только благодаря искусству штурмана удалось достигнуть берегов Камчатки и «ежели б де не он, Елагин, то б скоро всему судну могло последовать бедственное несчастье». Наконец, рано утром 9 октября вдали показалась горловина Авачинской губы, но пакетбот сперва не смог войти в нее из-за сильного встречного ветра, а затем из-за штиля. Целые сутки простояли в устье залива. 11 октября умер астроном Л. Делакройер; на следующий день «Св. Павел» вошел в гавань. 13 октября в корабельном журнале появилась последняя запись: «Поставили пакетбот на место, на котором ему надлежит и зиму стоять».

Свидетель этого события студент Алексей Горланов писал профессору Г. Ф. Миллеру в Якутск: «А г-на капитана Чирикова привезли с пакетбота на берег в квартиру едва жива, который с прибытия своего лежал гораздо долго на смертной постеле. И ежели бы через неделю времени он, г-н капитан Чириков, в гавань судном не вошел, то б, конечно, судно пропало, а люди бы померли, ибо воды уже была токмо одна бочка и служителям давалось оной токмо по одной чашечке, чтоб токмо от великой нужды горло промочить могли».

По прибытии Чириков узнал, что Беринг из экспедиции еще не вернулся, а капитан Шпанберг с пятью судами находится в Большерецке. Едва успокоив семейство (в Петропавловске его дожидались жена, сын и дочь), Алексей Ильич вместе с мичманом Елагиным приступил к подготовке отчета, карты и журнала экспедиции для отправки в Петербург. Долг - прежде всего. Перед погибшими соратниками, флотом, наукой... В рапорте в Адмиралтейств-коллегию, посланном 7 декабря 1741 г. с солдатом Семеном Плотниковым, Чириков подробно рассказал о плавании пакетбота «Св. Павел» к побережью Северо-Западной Америки. Одновременно он ставил командование в известность о своем намерении снова идти к земле, увиденной в конце сентября, и «учинить об оной разведывание». Считая, что Беринг мог где-то зазимовать, «ежели в несчастии», Чириков не исключал возможности встречи с его командой.

2 июня 1742 г. «Св. Павел», взяв на борт 67 человек, снова вышел из гавани и лег курсом на восток. Через неделю, пройдя несколько сот миль, моряки заметили землю. Оказалось, однако, что это остров, а не «соединенная земля», как предполагал Алексей Ильич 21-22 сентября прошлого года, когда пакетбот впервые побывал у островов Агатту и Атту. Дав острову имя святого Федора, решили обстоятельно его обследовать, по этому «воспрепятствовал случившийся штиль, который застал нас от берега не в ближнем расстоянии, а потом противный ветер».

Осмотрев остров с моря, Чириков записал: «Признаков к жилью не видели, и лесу на нем и зелености никакой нет, и весь состоит в горах каменных, на которых множество снегу, и отлогих берегов нет». Это был остров Атту, последнее звено грандиозной Алеутской цепи, протянувшейся между Северной Америкой и Камчаткой. От намерения идти дальше пришлось отказаться. Чириков, по его собственным словам, «пришел в такую слабость, что уже насилу ходил». Елагин, исполнявший обязанности помощника командира, также был «здоровьем не тверд». Посоветовавшись с ним и шкипером Коростелевым, Алексей Ильич «положил намерение» «дале пути своего ныне не продолжать».

17 июня «Св. Павел» лег на обратный курс. Однако Чириков решил проверить, не встретятся ли выше к северу какие-либо острова. Через пять дней мореплаватели действительно увидели землю, которую назвали островом Св. Иулиана. На невысоких горах, спускавшихся к самому морю, еще держался снег, у берега резвилось множество котиков. Кто бы на судне мог подумать, что на этом острове, но только с северной стороны, находились их товарищи, занятые как раз сооружением нового судна.

1 июля «Св. Павел» бросил якорь в Петропавловске, а через полторы недели снова поднял паруса. Чириков решил идти в Охотск. Нелегкое это плавание прошло благополучно. Оставив в Охотске для охраны пакетбота и складов с имуществом 20 человек, 24 августа Алексей Ильич с остальными людьми отбыл в Якутск, куда и явился в ноябре. В Якутске Чириков составил отчет о плавании 1742 г. и карту, привел в порядок шканечный журнал. Все эти материалы повез в Петербург мичман Иван Елагин. В январе 1743 г. он передал Н. Ф. Головину пакет, а также свой рапорт с просьбой о предоставлении отпуска. Карта Чирикова, где была обозначена значительная часть побережья Северо-Западной Америки с прилегающими к ней островами, произвела сильное впечатление на президента Адмиралтейств-коллегий. Материалы экспедиции показывали, что научные результаты ее были значительными, хотя она и не полностью выполнила свою программу. Требовалось лишь закрепить эти успехи. Но Сенат и Адмиралтейств-коллегий не поддержали предложения А. И. Чирикова о подготовке нового плавания к северо-западному побережью Америки. Почему это произошло? Очевидно, свою роль сыграли наветы Г. Г. Скорнякова-Писарева, к тому времени вернувшегося в Петербург и восстановленного в своих правах, и других недоброжелателей В. И. Беринга. Так, Г. Фик, также побывавший в якутской ссылке, прямо указывал на огромные расходы, понесенные казной, и разорение местного населения и требовал приостановления деятельности экспедиции. В «Кратком экстракте» же, поданном в Сенат и приписываемом Г. Г. Скорнякову-Писареву, с изрядными подтасовками освещалась история Первой и Второй Камчатских экспедиций и говорилось о «разорении от Беринга с товарищи самого лутчего Сибирского края». Под влиянием этих и других мнений Сенат стал настойчиво требовать от Адмиралтейств-коллегий отчета о деятельности экспедиции. И хотя представленные материалы об исследованиях северных отрядов, плаваниях Беринга, Чирикова и Шпанберга и изысканиях академического отряда заслуживали самой высокой оценки, Н. Ф. Головину, утратившему былое влияние при дворе, не удалось переубедить своих оппонентов.

Русско-шведская война, начавшаяся в 1741 г., требовала значительных средств, и в правительстве стали склоняться к мнению, что дальнейшие затраты на экспедицию нецелесообразны. 24 сентября 1743 г. был «высочайше» утвержден сенатский доклад, где говорилось: «...ту экспедицию, от которой Сенат немало плода быть не признает, надлежит вовсе оставить». Вскоре Сенат направил Чирикову и Шпанбергу предписание «до будущаго указу в морския вояжи более не ездить..., из тех мест со всею командою возвратиться и быть вам всем до указу в сибирских городах, кроме Иркутской провинции». Все суда надлежало поставить в безопасное место, назначив надежный караул, «работных людей» отпустить домой. К тому времени в Якутске собралось большинство участников плаваний, кроме отряда Шпанберга. Получив сенатский указ, Чириков отправил команду в Енисейск, вслед за которой выехал сам вместе с С. Вакселем. Здоровье его стало сдавать, и в октябре 1742-го, а затем в июне 1743 г. он обращался в Адмиралтейств-коллегию с прошением, где писал: «...И от природы я был некрепок, а от вышеупомянутой болезни еще и ныне совершенно не освободился, и с ног знаки цинготные не сошли, также и зубы не все укрепились, ибо как был в самой тяжести той болезни, то все зубы тряслись и чюдь держались, отчего ныне наибольшую чувствую в себе слабость и за тем впредь в экспедиции быть весьма неспособен. За долговременною бытностию моею в экспедиции дом и деревни, которые имею хотя небольшие, без призрения разоряются, и ежели еще удержан буду в экспедиции, то и вконец разорятся, и впредь уже приехать будет не к чему, и жить мне и жене моей и детям будет негде, и пропитать ся не от чего». Алексей Ильич просил его «из экспедиции уволить». Медицинская экспертиза подтвердила, что Чириков еще не оправился от цинги «и в ногах и в спине бывает у него лом, и зубы верхние коренные некоторые еще и поныне трясутся. К тому же он имеет чахоточную болезнь... и великий шум в голове».

Весной 1744 г. Сенат разрешил Алексею Ильичу сдать дела экспедиции и выехать в Петербург. Однако покинул он Енисейск только 4 августа 1745 г. «Команду как морских, так и адмиралтейских и протчих служителей, також денежную казну, припасы и письменные дела» принял у него лейтенант Ваксель. 14 марта 1746 г. Чириков прибыл в столицу и вскоре был назначен директором Морской академии. Здесь под его руководством группа морских офицеров к маю 1746 г. подготовила несколько итоговых карт по материалам экспедиции. Затем Алексей Ильич высказал свои соображения об улучшении жизни населения Северо-Востока и упрочении влияния России на Тихом океане. Предыстория появления этого интересного документа такова. В конце 1745 г. Адмиралтейств-коллегия по просьбе Сибирского приказа дала указание М. П. Шпанбергу и Д. Я. Лаптеву представить записки, как лучше «ездить и возить провиант от Якуцка до Охотска и до Камчатки и что вновь к пользе и приращению интереса следует сделать» в Сибири. Полученные материалы в мае 1746 г. были переданы Чирикову с распоряжением рассмотреть их и представить свое мнение. В июне 1746 г. Алексей Ильич подал свой проект, где подробно излагалась программа действий на Тихом океане. Прежде всего он предлагал построить крепость на побережье Северо-Западной Америки, открытом Второй Камчатской экспедицией, и «приводить тамошних народов ласкою в подданство державе Российской». Для защиты же дальневосточных окраин России следовало заложить в «пристойных местах» крепость и найти удобные гавани, а экипажи кораблей укомплектовать хорошо обученными матросами, офицерами и штурманами, дабы от «нападения обороняться можно». Особое внимание уделялось освоению Курильских островов, где русские уже открыли школы в селениях айонов.

Амур, по мнению Чирикова, мог служить надежной транспортной магистралью для связи Забайкалья с Камчаткой, а также дать выход Сибири в Тихоокеанский бассейн. Поэтому он рекомендовал основать в Приамурье селения, и прежде всего на северном берегу Амура и в его устье, «ибо к оному месту из Иркутской провинции провианты и всякие материалы можно б было без великого труда отправлять». Как считал Алексей Ильич, развитие земледелия на Дальнем Востоке могло бы стать основным фактором интенсивного хозяйственного освоения вновь открытых земель на Тихом океане и в северо-западной части Америки. И снова его внимание привлекало Приамурье, эта потенциальная база для установления торговых отношений России с Китаем и Японией. А. И. Чириков хорошо знал, как разоряют аборигенов ясачные сборщики. Поэтому он предлагал упорядочить взимание ясака, «дабы тамошние природные жители... не были напрасно обижены и озлоблены... А когда и пошлются для ясашного збору с комиссаром..., то б отнюдь у них ничего не отымали и самовольно б не брали...».По мнению Алексея Ильича, место для порта в Охотске выбрано неудачно, так как река Охота летом пересыхает и «большим судам за мелкостью в Охотское устье входить не можно». Он советовал продолжить опись побережья Охотского моря и поискать другую гавань. Чириков настоятельно рекомендовал начать морской промысел около дальних островов, расположенных к востоку и к югу от Камчатки, но предостерегал: если найдут где жителей, то с ними «поступать ласково и отнюдь никаких обид им не чинить и увещевать их в подданство..., и давать им недорогие гостинцы, например, котлы железные, корольки, бисер, иглы и протчее недорогое, усматривая, что им приятнее будет для ласкания... Неволею отнюдь у них ничего не брать, чтоб ни к малому озлоблению их не привесть». Важной задачей считал Алексей Ильич продолжить исследования земель, «которые от нас найдены..., и поступать с тамошними жителями со всякою ласкою». Понимая значение сведений о занятиях жителей Северной Америки, он призывал собирать их, а также вести журналы, куда записывать все достойное, чтобы потом можно было «обстоятельную карту учинить». Как и С. П. Крашенинников, А. И. Чириков был уверен, что ярица и ячмень могут произрастать на Камчатке, однако «при расчистке земель» надлежит «накрепко смотреть и опасаться..., дабы не зажечь и не зделать по всей Камчатке лесам и траве пожару, чтоб теми пожарами не перевести зверя». Но главное, это из года в год «умножать посев хлеба», способствовать процветанию скотоводства, и особенно оленеводства. По мысли мореплавателя, обследовать огромные пространства Сибири силами одних только научных экспедиций невозможно, поэтому к поискам полезных ископаемых следовало привлекать местных жителей, для чего «уговаривать лутчих из них людей, чтоб отдавали детей своих учиться русской грамоте...».

Как видим, А. И. Чириков продолжал традиции Второй Камчатской экспедиции, положившей начало народному просвещению на Северо-Востоке Азии. 12 января 1735 г. вышел указ, обязывающий местные власти открыть школы в Якутске, Охотске и на Камчатке. Для школы в Якутске, где в 1736 г. училось 33 питомца в возрасте от 6 до 15 лет, В. И. Беринг привез учителя из Иркутска. Для охотской школы он просил Адмиралтейств-коллегию прислать преподавателя навигации и необходимые инструменты, но ответа не получил. Тогда занятия в школе стали вести сами моряки. На Камчатке, в Большерецке, первая школа была открыта адъюнктом Академии наук Г. В. Стеллером, содержавшим ее на свои личные средства, вторая - в Петропавловской гавани Берингом и Чириковым. В этих школах учили детей, «как читать и писать, и арифметике наставляли». Поскольку бумаги на Камчатке не было, Стеллер научил учителей выделывать «пергамент из кожи тюленей, дабы на оной всегда стираемые слова писали и так бы писать училися». Добиваясь помощи из столицы, ученый мечтал о том, чтоб в «дальних сих странах младыя юности... от посеянных семян новых лучшего произрастания надежда была». Недолго пробыл Алексей Ильич в Петербурге. Здоровье его продолжало ухудшаться, и Адмиралтейств-коллегия перевела мореплавателя в Москву на должность начальника Адмиралтейской конторы. На новое место службы он выехал вместе с семьей в конце 1746 г. Здесь же 5 сентября 1747 г. А. И. Чириков был произведен в капитан-командоры 28 . К сожалению, перемена климата не помогла, и 24 мая 1748 г. он скончался. До сих пор в литературе ошибочно указывалось, что умер Алексей Ильич, «по предположительным расчетам», в конце ноября 1748 г. Однако в списках выдачи патентов на чин капитан-командора указана точная дата его смерти.

Оказавшись в отчаянном положении, наследники подали челобитную с просьбой о невзыскании с них долгов «за службу отца их», который потерял здоровье в дальних и длительных экспедициях и скончался «по крайней слабости здоровья своего, расстроенного чахоткою и цинготною болезнью». Неизвестно, как поступили власти, но друзья Алексея Ильича частично погасили его долги. За свою недолгую жизнь великий русский мореплаватель и патриот Алексей Ильич Чириков сделал очень много. По отзывам современников, это был человек необычайной энергии, рассудительный, осторожный и в то же время решительный. Его справедливость, честность и мужество вызывали уважение у всех. После похода к берегам Северной Америки .в отряде Чирикова из пяти офицеров, кроме самого командира, остался лишь Иван Фомич Елагин. Поскольку в Морскую академию он поступил в 1721 г., то, следовательно, был моложе Чирикова, Чихачева и Плаутина лет на пять-шесть. В 1726-1733 гг.. Елагин служил на Балтике и Каспии штурманом.

Во Вторую Камчатскую экспедицию Иван Фомич был принят по личной просьбе и находился в распоряжении Беринга, выполняя его поручения по описи рек и проводке судов от реки Урак до Охотска. В 1739-1740 гг. Елагин описал берег южной части Камчатки, три северных Курильских острова и Авачинскую губу. В 1740 г. в Петропавловске «по баллотированию» он получил звание мичмана и перешел штурманом к Чирикову. О его роли в плаваниях 1741-1742гг. мы уже знаем. Чириков высоко ценил заслуги Елагина и писал президенту Адмиралтейств-коллегий Н. Ф. Головину: «Оного Елагина за такие в неизвестных местах дальние вояжи, в которых он как в пользу высокой е. и. в. службы, також и к спасению всего судна с людьми от чаемой гибели оказал ревностнейшие труды, к тому жив искусстве по ево достоинству аттестован, что всего того судна правление на нем лежало..., почитая оную службу и труды за чрезвычайные, произвесть ево без баллотирования по вышеписанному достоинству прямо в лейтенанты морские». Адмиралтейств-коллегия прислушалась к мнению мореплавателя и 19 января 1743 г. постановила со старшинством с 3 декабря 1741 г. присвоить Елагину звание лейтенанта, «дабы не то что он впредь, но и другие, смотря на такие ревностные труды, по достоинству... вящею охотою к службе е. и. в. простираться могли». Но здоровье Ивана Фомича к этому времени резко ухудшилось. В своем прошении от 11 ноября 1742 г. он писал: «Будучи во оной экспедиции, от многотрудных сухопутных, по рекам и нартою и морских походов, також от много сыростного, нездорового воздуха и от недовольного пропитания пришел в бессилие..., к тому же и одержим головною болезнию и ныне в тамошних местах экспедичную службу несу с великою тягостию». Далее Елагин напоминал, что служит он уже двадцать лет, а в отпуске ни разу еще не был. Между тем его отцу уже около 90 лет, если только он жив, других же родственников у него нет. Деревушка его из восьми дворов «может без управителя разоритца до основания, нежели в престарелых ево летах в службе е. и. в. будет отставлен, то уже ему в помянутую ево деревню приехать будет некуда и пропитания иметь будет нечего».

Когда в январе 1743 г. И. Ф. Елагин явился в Петербург, его просьба об отпуске была удовлетворена. Позднее Иван Фомич служил на Балтике и в Архангельске; в конце 1753 г. был переведен в Саратов, где занимался перевозками соли. Здесь Елагин провел более трех лет. В начале 1757г. он обратился к начальству с просьбой откомандировать его в Петербург «к искусным лекарям». Вскоре на его место был назначен другой офицер, и Елагин вернулся в столицу. В 1762 г. он стал капитаном I ранга и командиром Рижского порта. О его дальнейшей судьбе нам ничего не известно.

И.В.ГЛУШАКОВ, СЛАВНЫЕ НАВИГАТОРЫ РОССИЙСКИЕ,

Хабаровское книжное издательство, 1986г.

Штурманская книжка.RU